Итоги ЗФБ

[Sider]

Да, не прошло и полгода. В общем, у меня пока свернулись мозги в бараний рог от новостей, а сегодня воскресенье, ничего знаменательного не предвидится - у всех официальных лиц официальный выходной (только Лавров, бедняга, за всех отдувается). В общем, решил взять себе перерыв от мониторинга всяких внешнеполитических мракобесий - тут об этом не пишу, не хочу множить субъективные мнения, лучше питаться фактами - поэтому просто выложу то, что делал на ФБ для команды "Антология советской фантастики". Близко ни с кем там, правда, не общался, многих знаю по ИнТайму, но, в общем, где-то как-то, может, пригодился. Тут арт и текст. Арт отчасти рейтинговый, но прятать далеко не буду, таким рейтингом уже никого не запугать. 16+ Текст вроде тоже рейтинговый... ну как... сквернословий много. А так - "Понедельник" Стругацких и Говорун.
Вот, в общем-то, и все.

По клику ПР

"Запах рыбы отвлекает" (Русалка и Василий соответственно), Говоруша и Выбегалло из "Понедельника". Вот.





Название: Чем опасно ходить налево, или Как кот Василий пытался сказку рассказать
Канон: А. и Б. Стругацкие, "Понедельник начинается в субботу" + много
Размер: миди, 4 597 слов
Пейринг/Персонажи: кот Василий, Наина Киевна и все-все-все
Категория: джен
Жанр: юмор, кроссовер
Рейтинг: R
Предупреждения: насилие и сквернословие
Краткое содержание: Наши дни. Василий прошел курсы повышения квалификации и готовится к аттестации... не без некоторой коммерческой выгоды для старейшего научного сотрудника Изнакурножа.
Примечание: Мешанина фандомов, много прямых и косвенных цитат. Вы предупреждены.

— Так. Ну-с, попробуем. Вдох-выдох, вдох-выдох, надо сосредоточиться... М-да, ну и запросики!
— Ты, милай, начинай лучше. Ну?
— Кхм-кхм. Мнэ-э... Хорошо. В некотором, значится, царстве, в некотором государстве жили-были муж и жена. Как-то темной осенней ночью подбросили им на крыльцо младенца... хотя какой он младенец? Ему же там год уже исполнился... Ладно, не важно. Подбросили им, значит, младенца по имени мнэ-э... Гад... Пот... Гротт... Ахрр, засада с этими именами! Пусть будет мнэ-э... да, пусть будет Иван. Привычнее так, и вообще... Приютили, значит, Ивана муж и жена и воспитывали как родного... хотя родного они там тоже воспитывали... А, ну да. Родного, стало быть, они любили-лелеяли, души в нем не чаяли, а Ивана-подкидыша заставляли стирать-убирать-готовить, и жил он у них в маленькой тесной мнэ-э... где ж жил-то...
— Ты не отвлекайся. Где жил — не важно, хоть в чулане. Тут бы драматизму побольше...
— Драматизму... Ну, старший брат, как водится, над Иваном издевался всячески, бивал его не раз, а муж и жена смотрели на это сквозь пальцы, Ивана считаючи, значится, дармоедом. Терпел это Иван, терпел, пока не подрос, да и как-то решился он дать отпор, ответив ударом на удар. Сошлись они, да как сцепились: мебель в щепки, посуда вдребезги, друг дружку мутузят — а тут и хозяйка прискакала! А все вокруг вверх дном, каждый орет: «Да он первый начал!», а сами потрепанные, в синячищах... А хозяйка смотрит так на Ивана недобро и говорит, значит: «Отведите его в красную комнату, и заприте там!».
— А ты ничо не путаешь-то?
— Я же стараюсь! Вспоминаю тут, вспоминаю, а оно так и тянет направо...
— Сиди уж! Знаю это твое «направо». Опять с горя валерьянки насосешься и будешь мне с дуба частушки похабные всю ночь орать. Старая я уже для таких концертов, да и престиж музейный это дело портит. Ты дальше рассказывай, что было. И того... помедленней.
— Не похабные, а гривуазные... мнэ-э... Так вот. Посадили, значит, Ивана в комнату красную на три дня и три ночи. Маялся он там, маялся, места себе не находил, а потом мнэ-э... заметил в комнате шкаф платяной с зеркальными дверцами. Дернул Иван за дверцу, вдруг откроется — а дверца возьми да и распахнись. А Иван мнэ-э... потому что дурак, естественно... возьми да и сунься в тот шкаф, глянуть, что там. А шкаф оказался и не шкаф, а огромный такой шкафище, длинный как проспект, и вылез через него Иван не куда-нибудь, а в снежный лес... мнэ-э... а там еще говорящий лев вместе с пугалом и дровосеком...
— Э нет, было это ужо в прошлый раз! И не надо мне всякие ужасы про то, как он на третью ночь мелом круг от покойницы рисовал. Давай по делу, что там дальше было.
— Что ж вы меняу как на допррросе... Ну, мнэ-э, отсидел, стало быть, Иван в той комнате, все страхи переборол и вышел из нее храбрым молодцем. А тут им и клич пришел... мнэ-э... собирайтесь-де, бояре и дворяне, купцы и мещане и простые крестьяне, все мнэ-э... в зоопарк... или там что-то про бал было?..
— Давай про бал. А то — зоопарк! Нече конкурентам пияр бесплатный раздавать!
— Хорошо. Мнэ-э... так вот, объявили во всеуслышание про бал, и семья туда собралась. Разоделись в пух и прах и укатили, а Ивана оставили дома. В самом деле — чего он на том балу забыл? И вот сидит он в чулане, скучает, и вдруг, откуда ни возьмись, дверь настежь — прилетает к нему добрый волшебник, седобородый, величавый по имени Ганд... эээ... Дабл... Гентам... или Гандам... Прррроклятье! Все равно ведь не вспомню! В общем, явился, стало быть, волшебник, и спрашивает: «Что это ты, Иван, такой несчастный? А тебе хотелось бы поступить в школу?» А Иван ему в ответ: «Не хочу учиться, а хочу жениться»...
— Правильно, про школу — эт скучно, без огоньку. Взрослым не понравится. Кинтингент, видишь ли, не тот. Нужно этого добавить... эйкшену. И куесту. Зритель ее, говорят, шибко любит.
— Я же дипломированный кот, со степенью! Хатуль, можно сказать, мадан! А вы — куесту! Какая безвкусица! Срам! Засмеют...
— Засмеют — не засмеют, а смятану, Вася, надо отрабатывать. Про бал давай! И куесты, значить, побольше.
— Про бал, про бал... и куесту эту еще... Попробуем. Значит, остался Иван один дома, и тут слышит — шум, грохот, птичий клекот. Выскочил он — и видит: пожаловал к нему крестный-волшебник на чудище крылатом, сам немытый, небритый, точь-в-точь из тюрьмы сбежал. Спрыгнул он с чудовища и говорит мнэ-э... «Высшую меру, между нами говоря, я действительно с трудом переношу...». Или как-то так. Иван, стало быть, пожалился ему на свою судьбу-кручинушку, дескать, бьют меня, журят, хлеба не дают и плакать не велят. А тот ему и говорит: «Помогу я тебе, чем смогу». Взял да и превратил одежу его в парадный кафтан, а тыкву в карету... мнэ-э... или в метлу...
— В метлу! Это мне будет для профессиональной гордости.
— На метле, значится... на бал... знакомое что-то, точно ж помню... Отправился, значит, Иван других посмотреть, себя показать, да на царскую дочку одним глазком глянуть. А только сказал ему крестный: «Ты должен покинуть бал до полуночи, а не то будет большая беда». Мнэ-э... Это он зря, конечно. После полуночи на балах самое интересное как раз и начинается. Ожившие мертвецы там, вампиры, девки в неглиже...
— Было. И про национальный колорит не забывай!
— Эх. А на балу гулянка, танцы, народу, как водится, видимо-невидимо. А в высоком терему у окна царевна сидит, красоты неописуемой, смотрит на танцплощадку, но не спускается — а ну как кто руки распускать начнет. Царь тем временем смекнул, как гостей развлечь, и объявил такую, разрази ее гром, куесту: «Кто на своем коне до терема доскочит и царевну в правое колено поцелует...
— Василий!
— А что я, я ничего, сижу, никого не трогаю, починяю примус... Пардон, отвлекся. «Кто, значит, с царевниной руки колечко снимет, за того ее и замуж отдам. Счастливой вам потехи мнэ-э... И пусть удача всегда будет с вами!». Издевается, стало быть, самодержец — шибко терем высокий. А может, и с умыслом — гости-то на царевых балах сами знаете: маньяки, тираны, интриганы всякие... Все на царевну смотрят, слюной капают, а прыгать никто не думает: кому охота шею ломать!.. и тогда наш Иван... мнэ-э... а конь-то у него откуда?
— Дурень. Зачем ему конь, когда есть метла?
— Хм... тоже верно. Освободил наш Ваня разум... что-то не то... ударил метлу по крутым... что это я... Ввел метлу в крутой вираж, долетел до царевны, сорвал с ее руки колечко — люд внизу так и ахнул. Царь побледнел, пятнами покрылся, кричит мнэ-э... «Лови колдуна! Мнэ-э... Сказано было — на коне! Летательные аппараты не считаются!». А тут и полночь бьет. Метла обратно в тыкву обернулась, сгустились тучи, загремел гром, холодом потянуло. Проснулись темные силы, и услышал Иван голос: «Одно кольцо покорит их, одно соберет их, одно их притянет и в черную цепь скует их»... И понял он, что не простое было то колечко, а волшебное. Домой прибежал, показал его крестному, а крестный ему и говорит — мол, бежать тебе, Ваня, надобно, потому что мчатся за тобой силы темные, и погубят они тебя за колечко золотенькое. Темному Властелину оно шибко надобно мнэ-э... только вот зачем...
— Может, сам царевну в жены хочет? Вот наш Кощей бывалыча по весне...
— Наш Кощей их и без колечек... А может быть, в том кольце тоже мнэ-э... смерть его?
— Как бы Кощеюшка за плагият не засудил... хотя, пока еще авторское право оформит... давай про смерть.
— Итак. Дал ему на прощанье крестный клубок путеводный, мол, куда он покатится, туда и ты ступай. Пошел Иван за клубочком, а за ним парни деревенские увязались, возьми, мол, и нас с собой, нам тоже куесты хочется, никогда ее в глаза не видели, а страсть как охота. А было тех парней двое... или трое... или вообще восемь...
— А енто как с бюджетом повезет. Ты, говори-говори, не останавливайся.
— Взял Иван их с собой... сколько бы их там ни было... и отправились они в дорогу дальнюю. Близко ли, далеко ли, скоро ли, коротко ли, пришли они в дремучий лес. Шли по лесу, шли — да и заблудились. Стемнело, клубок потеряли, разбрелись кто куда, кругами ходят, друг друга кликают. Ходил Иван, ходил, никак тропы найти не может. Вдруг видит — сидит на дереве здоровенный котище, серый, драный, единственным глазом смотрит и улыбается. Страшно, да делать нечего. Подошел к нему Иван и говорит: «Сделай милость мнэ-э... чудо лесное, Кот Котофеич, укажи путь-дорогу». А кот ему и отвечает: «А это зависит от того, куда ты хочешь прийти. Но если направо пойдешь — эта история закончится. Ты проснешься в своей постели и будешь верить в то, во что тебе хочется верить. Налево пойдешь — попадешь в Страну Чудес, и я покажу тебе, насколько глубока эта кроличья нора. Только что бы ты ни выбрал, Ваня — все равно пожалеешь». Иван нахмурился: «Почему пожалею-то?». «Потому что дурак» — отвечает Кот. «Да откуда тебе, зверю, знать, что я дурак?» — обиделся Иван. «Оттуда, что ты с котом разговариваешь» — улыбнулся Кот и исчез. А улыбка повисела-повисела в воздухе, и тоже исчезла. Иван думал-думал, куда пойти... И тут вдруг из-за спины у него каа-ак выскочит здоровенный паучище. Оглянуться не успел, а пауки уже повсюду, громадные, размером с лошадь! Окружили они путников, те отбивались как могли... мнэ-э... а мечей-то у них нет... мнэ-э... Пинались, значит. И вдруг в лесу раздался протяжный сигнал, лощину залил ослепительно яркий свет, и вниз по склону спустился автомобиль... стоп, а откуда он там вообще взялся?..
— Ну так то ж волшебный лес. Отбился от людей и одичал. Ты ничего, продолжай, народ технику любит.
— Так вот. Мчится со склона автомобиль: фары пылают, клаксон гудит, пауки от него разлетаются во все стороны как кегли. Остановился, дверцы распахнул, Иван с парнями туда забрался — и деру! Довез их, значится, автомобиль до самой опушки леса. А там было рукой подать до старого замка, в котором обитала мнэ-э... злая Ведьма. С запада... или с востока... в общем, очень злая Ведьма была.
— Ты эт, усатый, не с намеком ли?
— Что вы, все исключительно для национального, так сказать, колориту. Так вот. Злая Ведьма. И был у нее один единственный глаз, зато мощный, как телескоп. Расположились Иван с друзьями на ночлег на опушке, костер развели. Увидела это Ведьма, рассердилась, вышла из замка и как глянула своим всевидящим оком. Небо потемнело, послышались гул, шум, свист, и появились девять ее верных летающих обезьян... мнэ-э... верхом на здоровенных летающих ящерицах... Черные все, страшные, и звали их Нас... Дем... ааай, не помню я!
— Да не важно это, не важно, и обезьяны сойдут: хыть черные, хыть желтые, а то и вовсе — синие, лысые и с флуоресцентной сыпью по морде, какая разница...
— Хорошо-хорошо. Напали, значит, обезьяны на путников. Связали веревками, к Ведьме приволокли. А Ведьма оглядела их пристально, и говорит: «Фу-фу, русского духу слыхом не слыхано, видом не видано, а нынче русский дух сам пришел!»...
— Василий! Ты мне это дело брось, сукин ты кот, воропень пиздякнутый через семь пар портянок оглоблей в дышло! Или веником щас по ушам огребешь, веришь-нет?!
— Я верю в то, что веника не существует.
— Вот ужо и проверим! Не отвлекайся, солипсист несчастный, а то я за себя не отвечаю! Хуль, понимаешь, мадан! Осенью переаттестация, вот и посмотрим, кто тут у нас хуль, а кто за смятану примазался! Отрабатывай ужо свои курсы повышения!
— И еще хочу напомнить, что кот — древнее и неприкосновенное животное. А еще отражен в классической литературе... Ну ладно, ладно. И Ведьма, значит, давай выспрашивать, кто, мол, такие, куда путь держите да чего надо в моих краях. А Иван ей и отвечает, так мол и так, беду несу куда глаза глядят... мнэ-э... и утилизировать ее бы надобно. Не то помрем все смертью безвременной, ибо вещица знамо дело колдовская, не желаете ли взглянуть? И кольцо показывает. А Ведьма сразу смекнула, что за колечко — самого Темного Властелина мнэ-э... мы там на смерти остановились? Тогда пусть будет — смерть. И гнать этих путников надо в шею, неровен час сам Властелин пожалует. Но и по лицу Ивана видит, что тот знать не знает, что несет. И говорит: «Расскажу тебе, куда кольцо нести да что с ним делать, ежели службу выполнишь. Поезжай за тридевять земель и принеси мне мнэ-э... настойки из молодильных яблок кувшинец. Где ее взять, моя сестра Синеглазка знает — дам тебе коня, он тебя вмиг к ней доставит. Только сам настойку не пей мнэ-э... козленочком станешь. Да Кота Баюна остерегайся, он в тех же краях обретается. Отправляйся один, остальных в темнице оставлю. За три дня обернешься — скажу, что с кольцом делать. Не обернешься — всех съем». Взял Иван коня и поехал, куда послали. Ехал он долго ли, коротко ли, низко ли, высоко ли, по зеленым лугам, по каменным горам, ехал день до вечеру — красна солнышка до закату — приехал к хижине с соломенной крышей. Постучал он, вошел — вроде нет никого. А потом глядь — ведьма на кровати лежит без движения, в руках у ней табличка картонная, а на табличке надпись мнэ-э...: «Я НИ УМИРЛА». Сел, значится, Иван и стал ждать, что будет. Ждал-ждал, задремал даже, и тут как услышит голос: «Кто ты и что тебе нужно?». Вскочил, глядь — смотрит на него Синеглазка, да так, что внутри все смерзается. А он и отвечает: «Ах ты, ведьма лесная, ты меня, дорожного человека, сперва напои, накорми, в баньке попарь да спать...» мнэ-э... оой...
— Чего не так-то? Эти ж вертохуи прожорливые завсегда требуют сервису ентого... пятизвездочного.
— Оно-то да, вот только в этом случае договорить он не успеет. Хорошо, обойдемся. Отвечает Иван, кто он, откуда, зачем прислали. Ведьма ему и говорит: «Ну, раз оно тебе надо, отведу». Долго ли коротко ли, а привела его Синеглазка к избушке...
— Без всяких ножек! Они у меня запатентованные.
— Хорошо, будет без ножек. И встречает их другая ведьма — старушенция маленькая да шустрая. У ней на печи Кот Баюн сидит, единственным глазом щурится и улыбается лукаво. Иван присмотрелся — тот самый! А Кот ему и говорит мнэ-э...: «Добро пожаловать, Иван, мнэ-э... в пустыню реальности». А ведьма вокруг Ивана так и вертится, мол, ах какие ручища, ах какие ножища, так бы взяла и скушала. И предлагает: «Давай-ка с тобой, молодец, настоечки выпьем — кто больше? Ежели после третьей не свалишься, дам тебе полный кувшин и еще от себя добавлю. Она у меня из яблок... в основном из яблок». Иван наказ помнил, но делать нечего — покорился. Выпили они по стаканчику... мнэ-э... долго ли коротко ли... Очнулся Иван с утреца. Глядь — а он уже в замке. Вокруг обезьяны летучие вповалку лежат, и слуги, и стража, а над всем этим дух яблочный так и веет. Не помнил Иван, как настойку вез, и сколько было той, но всем хватило. Ринулся он друзей вызволять, вызволил, а куда идти и что с колечком делать — не знает. Отыскал он Ведьму злую, давай будить. Час будил, два. Та пробудилась и говорит... мнэ-э... «Вижу тебя как наяву, сэр Йохан, да только больше с тобой на брудершафт джубатыкскую пьянь пить не стану...». И рассказала ему ведьма про колечко золотенькое.
Жил да был, мол, Темный Властелин, всякие злодейства поделывал, но однажды наткнулся он на камень преткновения всех мужчин мнэ-э... что ж за камень-то... море... алгебра... дихотомия добра и зла... А, точно, вспомнил. Бабы. Лет пять тому назад царь наш батюшка у Темного Властелина любимую розу из сада украл — дочку побаловать, да пойман был. Делать нечего, отдал он дочку Темному Властелину, а тот и полюбил царевну-красавицу. Любые капризы выполнял, всячески обихаживал, да только из замка не выпускал. И все между ними ладно было, царевна умна да собой пригожа, беседы с ним умные вела, добротой платила. Да как-то и напросилась домой к батюшке — вроде, сердце беду почуяло. Тот и согласился, колечко ей дал и сказал: «На правый безымянный его наденешь — и вмиг у меня окажешься». Кольцо это не простое было мнэ-э... да, а почему бы и нет... не простое, а обручальное. «Вот тебе, мол, жизнь моя и смертушка, колечко золотенькое, за этакую милость станешь мне женой». И сроку ей дал три дня и три ночи. Да только царевна не вернулась — неохота ей было за Темного Властелина замуж идти. Загоревал тогда Властелин, да разгневался, да ожесточился пуще прежнего, предательства бабьего не простив. И воюет от теперь супротив любви, наивысшим злом мирским ее считаючи. И когда снимает царевна колечко — темные силы на мир идут, а коли не она, а суженный с нее колечко снимет — то и будет он Властелину первый враг... О, как пошло, и связно так получается... Ежели царевичу какому это колечко в руки перепало — так и станет он проклят навеки. А колечко крепенькое, не бьется, не плавится. Отчаялся царь уже замуж царевну выдать, а потому устраивает для добрых молодцев испытания всякие — кто сильнее, ловчее да проворней окажется, тот вдруг да и перед Властелином Темным устоит. Да только до сих пор никто не устоял! О как!
— Ты, болтун, мне эту склипиздень на уши-то не наматывай! Меньше б себя нахваливал, и больше б обоснуем занялся бы. Чагой та Темный Властелин Ваню-то до сих пор не угробил, ежели такой могучий?
— Дуракам везет. Это всем известно.
— Западному зрителю не прокатит.
— Хорошо. Тогда потому, что у Ивана звезда во лбу горит, вот он его и не трогает.
— Какая звезда? Кокарда что ль?
— Нет. Это ему по малолетству в пьяной драке ухватом в лоб попало, вот и шрам остался. Оттого-то сразу и видно, что Ваня у нас настоящий Герой, то есть самый что ни на есть дурак. А какой же Темный Властелин станет с дураком связываться?
— Хех, убедил.
— Так вот. И говорит Ивану Ведьма: «Колечко уничтожить сможешь в царстве дальнем. Надобно это колечко в реку бросить, что под высокой горой течет. В реке не вода бежит, а огонь горит, пламенем полыхает. Гору ту дракон стережет по имени мнэ-э... Беззубик? Нет, не этот точно... Орм Эмбар... Дым, Пепел, Кашель, как же его там звали-то... в общем, неважно. Дракон, стало быть»...
— А у него там что, кладка?
— У него там миссия! Мнэ-э... насколько мне помнится... вызвал его один энтузиаст из города двуединого. Хотел власть в городе сменить, и призвал дракона, дабы тот сверг узурпатора-патриция, а там бы дракона взял и победил бы настоящий король. Дракона, стало быть, призвал — а короля-то и нет. Он там мнэ-э... насколько мне помнится... вообще погиб на охоте, или убили его там... Ведь, как известно, убийство для нормального короля — самая естественная причина смерти... а сын его вообще оказался и не сын ему, а плод запретной любви, да еще и... в общем, это другая история. Так вот. Дракон. Живет тот дракон в огромной пещере, спит на золоте и ждет, когда придет время с королем сражаться.
— А золото у него откуда? Наворовал или как?
— А это ему местные жители дань приносят, золото и овец каких-нибудь, чтобы не приходилось людьми откупаться. Но к огненной реке только мимо того дракона пройти и получится. «А добраться туда просто — как выйдешь с товарищами в путь-дорогу, брось перед собой колечко, оно тебя доведет. А теперь покинь меня, добрый человек, невмоготу мне». Дала им Ведьма с собой подорожников и снова уснула сном богатырским. Внял Иван совету, вышел из замка, кинул колечко — оно и покатилось. Шли они, шли, близко ли далеко ли, все подорожники поели, оголодали, из сил выбились, а тут и гора впереди встает. Увидел это Темный Властелин с самой высокой башни мнэ-э... Старка. Точно ж помню, Старки там были, целый клан... и башня была... отвоевал, стало быть. И понял он тут, что Иван задумал, осерчал, да как призвал свое темное воинство — небо над башней разверзлось, и полезли оттуда всякие чудища Ивана с друзьями воевать. Кричит им Темный Властелин мнэ-э...: «Уничтожить их! Но сперва помучить!». И как началась битва ратная, сцены батальные...
— Вот тут драматизму бы!..
— Кинулись путники к горе — а никакой пещеры не видят! Тут и разразился драматизм по Станиславскому. Товарищи Ивановы один за другим в пыль ложатся... Ярятся силы нечистые, да покуда не выстелят поле трупами во сто слоев, не угомонятся... мнэ-э... И сияет красою земля, по коей разбросаны отрубленные, богато украшенные кисти рук с защитными наперстками на пальцах, а также подобные слоновьим хоботам отсеченные бедра, а также красиво причесанные головы великих героев! Величествен вид земли, по которой, словно костры, чье пламя затухает, разбросаны безглавые тела с перерубленными конечностями и шеями...
— Вася! Блудоебливый ты афедрон, ёж твою ж кашу под коленку в корень через коромысло с предподвыпердом в правую ноздрю да триста сука бога душу мать через тульский самовар за ухо, подхвостие дьяволие трихломидозопиздоеблохуе! Не пугай так больше, я ж спать не буду.
— Сами ж драматизму просили-то... куда уж драматичнее... Почитай, все товарищи там и полегли, сколько бы их ни было. Один Иван остался, тут все замедляется, летят на него чудища тысячезубые, так и собираются на куски порвать — а тут в самый последний момент увидел он щель в горе, тронул ее мизинцем — и вдруг дверь распахнулась, Иван как юркнул туда — чудища так об скалу и всмятку. Рычат, воют, а внутрь протиснуться не могут, все зубы себе пообломали... Видел это Темный Властелин со своей башни, поднял глаза к небу и говорит мнэ-э... «Господи, ну почему ты помогаешь этому идиоту, а не мне?..». Тем временем вышел Иван в пещеру громадную, каменную, а по полу сплошные сокровища — видимо-невидимо. И алмазы африканские, и золото пиратское, и даже звездолет этот, как его... какая-то птица... Водяная Ворона? Или Голубая? Тот самый корабль мнэ... у которого было два капитана, но они тогда что-то не поделили, кажется, кто из них главнее будет, и тогда тот, который с ушами, послал того говоруна прямо в...
— Не надо. Про звездолеты мы им в следующий раз напишем. Дальше рассказывай.
— Поднял, значит, Иван голову и видит — летит к нему драконище, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым валит, медные когти на лапах блестят. Увидал Ивана, громом загремел мнэ-э...: «Ага, вор пожаловал! Захочу — в плен возьму, а захочу — так и живым сожру!». А Иван и отвечает: «Ах ты, змея проклятая, ты меня сначала возьми, а потом и хвастайся...»
— Ты енто поосторожней, Василий, а то звучит уж больно двусмысленно.
— Гм. Нечем Ивану с ворогом биться, а тот летит, сыплет искрами горючими, жжет тело белое, кожу нежную...
— Василий! Ты, шелупина блохастая, мне тут еще про уста сахарные вспомни! Охальник!
— Так вот. Сорвал с себя тогда Иван рубаху, насыпал в нее золотых монет ни много ни мало — пять пудов, да как огрел дракона по голове, у того аж искры из глаз посыпались. Помотал дракон головой и говорит мнэ-э...: «Лицо знакомое... Я угрожал тебе прежде? Ты кто таков будешь? Сокровища мои своровать удумал?». На что говорит ему Иван: «Не надо мне твоего добра, мне бы свое во реке огненной утопить». И колечко показывает... мнэ-э... а колечко-то не простое было, а обручальное. Тут как заблестели молнии со всех сторон, затряслась земля от грома великого, ударила громова стрела в пригорок муравчатый... чего это я... Ах, да. Упал дракон наземь, да и обернулся девицей красной!
— Хм... Неожиданный поворот, Вася. А он точно... не самец ли?
— Самец — это уже другой рейтинг получается. Мнэ-э... есть вещи, которые лучше предоставить воображению.
— Эх ты, пиздолочь клоповская, такую линию любовственную угрохал... Черт с тобой, продолжай. У девки-то хыть окромя месяца под косой из одежи-то было что-нибудь? А то, сам понимаешь, стыдобственно.
— Было, было... какой-нибудь красный кафтан, расшитый сплошь шелком да бисером... вот только со шкурой что делать? Такую ж дуру всю ночь палить...
— А мож, не надо? А то вечно эти девки вздыхают, чаго-й та они не летают как птицы. Пущай будет у девки хобби, обороноспособность, опять же, престиж государственный. Тут же — Дракон! Не хорек все-таки...
— Хорошо. Говорит Ивану красна девица мнэ-э... Василиса Какая-нибудь: «Снял ты чары с меня, Иван-Царевич, да не совсем. Злая ведьма на меня прогневалась и оборотила меня в чудище страшное, покуда добрый молодец не наденет мне на палец колечко обручальное по собственной воле. Коли хочешь, чтобы твоею была, надень на меня колечко, буду я тебе женою. А не наденешь и уничтожать пойдешь — обернусь я опять драконом огнедышащим...»
— И спалю тебя-дурака со всеми манатками... так, что ль?
— В свое оправдание могу сказать, что она действительно очень красивая.
— А это, милай, уже от кастинга зависеть будет.
— Так вот. Пожалел Иван девку красную, Василису Какую-то, решил не губить кольца — взял да и надел ей на пальчик. Безымянный. На правой руке. А девица возьми да и исчезни.
— Вот Темному Властелину привалило... Она его там, часом, не съела? А то уж больно жалко злодея, от козней девкиных безвинно пострадавшего...
— Нет, его, насколько мне помнится, забороло большое зеленое чудище... Можем сойтись на том, что Василиса попалась Премудрая и провела ему психологический сеанс.
— Эх, бедняга небось весь сарафан ей слезами горючими залил о том, какие ж бабы стервы. А если им туда еще и настоечки той на яблочках... А может, оставить их вместе, а? Ему ж жена с таким опытом в самый раз... Да и кольцо, почитай, обратно вернулось. С процентами...
— План выполнять надо, про злодея я потом отдельную сказку расскажу. В общем, пригорюнился Иван, девку красную потеряв, затужил...
— Набил карманы золотишком бесхозным...
— А тут и войско от горы отступило. Вышел Иван и видит — вокруг выжженная равнина с горелыми трупами... Обгоревшие тела, насаженные на острые колья вдоль ограды, а руки мертвецов воздеты, словно они пытались заслониться... Изуродованные, растерзанные, в крови и нечистотах, валялись вразброс, раскинув руки, превращенные в уголь бывшие люди... пардон, отвлекся. А навстречу Ивану Темный Властелин с Василисой Премудрой идут. Властелин, знамо дело, всех товарищей Ивана живой водой поднял, руку ему пожал, вернул невесту-красавицу. Но кольцо себе оставил, ибо нече ценными артефактами разбрасываться. Потолковали они по душам, и пообещал Властелин, что больше зла творить не будет.
— Но будет же?
— Ну ясное дело — наследственность отягощенная, двенадцать поколений предков — и все изверги, один к одному! Да и это... мнэ-э... не бывает сказок, где нет старого доброго злодея. Золото, стало быть, добрым людям обратно вернули, себя не обидев. На дракона сели и домой отправились. Люди в царстве увидали, что-то летит. Подумали сперва, что летучий корабль это, пока первый раз не пыхнуло. А потом как поняли, как кинулись врассыпную, до царева терема весть донесли. Прилетели путники прямо на царский двор, выбежал царь, а Иван ему и говорит: «Я, царь-батюшка, теперь Дурак-Макто... мнэ-э... Герой, то есть. Мое и слово. За неисполнение обязательств перед Темным Властелином должен ты ему неустойку. Ибо некрасиво получается». Царь тут же возмутился, хотел было стражу кликнуть... А тут дракон за его спиной появляется: когти точит, на царя их ладит, хочет у него белую грудь раздирать, из живого сердце вынимать, испить кровушки теплой, кишочки распустить да пустить на ленточки, ручки-ножки о семи местах выломать, а из пробитой головушки...
— Василий! Сча веник возьму, мохнопиздюк хвостатый!
— Мнэ-э... И говорит дракон царю мнэ-э...: «Берегитесь, наместник. Федерация зашла слишком далеко...» или это не отсюда... Царь испугался: «Иван, уйми дракона! Сделаю, как велено, договоримся». Так и порешили. И стал Иван настоящим героем, богатым да с красавицей-суженой. Скорым пиром да за свадебку, да только забыл он совсем, что колечко у царевны с пальца снял. А царь-то к нему приходит и говорит: «Так мол и так, признан ты достойным, теперь давай — бери царевну в жены, даю тебе свое царское благословение». Не пожелал Иван на царевне-обманщице жениться. Говорит: «Раз уж я теперь герой, то и семейство мое тоже к славе моей причастно. Есть у меня брат сводный, они с вашей царевной поладят». Согласился царь, а сам злобу на Ивана затаил... мнэ-э... и подкупили его тогда Ланнистеры, чтобы Ивана с супружницей его на свадьбе уничтожить. И началась там тогда стрельба эпичная, кровища хлещет, трупы штабелями, сплошной драматизм, а Пес вместе с Арьей Старк... а потом... а до этого они... и еще... а на самом деле они...
— Стоп. Это уже совсем другая история, ее оставим на сиквел.
— Мяууужас! Стыд какой, позорище же...
— Да ты не переживай. Нонче время тяжкое. Крутимся, как можем, Вася. Ты ж научный сотрудник, ситуацию понимать должон. Вон на Лысой горе уже почитай два корпоратива столичных отплясало. Вий на своих глаз поднять не может, все мол веки у него тяжелые, а самому стыдно как — а куда денешься? В этот раз туда сёры какие-то заграничные приезжают, за национальным колоритом, так сказать. Вот им твою сказку и толкнем для сценария — глядишь, и статья доходная образуется. А то финансовое положение шаткое, а еще эти заладили: на самообеспечение переходите, на самообеспечение! Совсем уже, понимаешь, культуру не уважают...

Вот так вот было на ФБ. То бишь круто.) Кысь!