Рифмоплетческий пост. Поскольку "звонками другу" уже и так назлоупотреблялся, решил ради разнообразия спросить у зала, если он тут где-то есть. В общем, это половина второго Крысолова. Или, так скажем, его первая часть. Или первая треть. Я еще не знаю, какой он будет в длину, потому изъясняюсь неточно. Я вам его покажу, он тут, зрите под кат. И даже прилеплю опросник, ни разу еще не делал, любопытно, как оно. Пусть повисит с недельку, там буду думать.
Наверное, мне просто жаль такого куска текста ни о чем.
Текст отличается. Повествовательно-ровный даже. В общем, смотрите сами.
КрысоловЧасть 1. Поветрие
Ранневековье. Век сказок и небылиц,
Ведьм, королей, принцесс и несчастных вдов.
Вот суетный город. К нему идут корабли.
Вот порт, от которого тянет гнилой водой.
Город-термитник, большой сухопутный риф,
Погрязший в грязи, распутстве и тесноте,
Раскормленный, переполненный изнутри
Сотнями нищих, богатых и прочих тел.
Здесь живут тихо: ссорясь, сходясь, борясь,
О здоровье души радея, на всякий случай.
Пандемия сюда приходила двенадцать раз,
Но, как известно, смерть ничему не учит.
читать дальшеПастыри паству вели в голубые дали,
Головами кивали, качали свои кадила,
И многие так беззастенчиво забывали,
Что это уже когда-то происходило –
Как по узким улицам год напролет текли
Нечистоты, помои, люди и тощий скот,
Как этот больной запруженный исполин
Задыхался, забыв, как было дышать легко
Без них. Они забывали, в чем суть греха.
Потому-то смерть и стремилась сюда
Отдыхать.
Она приходила из леса, спускалась с гор,
Поджидала в любой бутыли, в любой еде,
Смерть приезжала в город, как на курорт.
На этот раз она пришла по воде
Тихо, с востока, в трюме, как беглый раб,
Завернувшись в сукно, она маялась и ждала,
Чтобы у пристани, ночью ступив на трап,
Выйти на волю сотней крысиных лап.
Близилось утро. Был ранний холодный март,
Когда в этот город беззвучно вошла чума.
***
Никому ни о чем. Ни к чему нам дебош в раю.
Лучше в воду – на суше быстро следы найдут.
Кто об этом посмеет раззявить брехучий клюв,
Тот мигом очутится в том же гнилом аду!
Сколько уже? На этой неделе. Пять?
Не так уж и много, может быть, как-то сдюжим...
Но так же, как ранее сброшенные тела,
Правда имеет свойство всплывать наружу.
Пять, двадцать восемь, сорок, семьдесят шесть...
Теплый апрель подливает в кострище масла,
Сто двадцать пятый. Сто пятьдесят. Туше.
В городе оставаться уже опасно.
Все сильные мира, надеясь, что повезет,
Торопились на волю, не глядя другим в лицо,
Но замысел жестко на самом корню пресек
Гарнизон, опоясавший город двойным кольцом.
Королевская рать сжала выходы как петля,
Узнав, что случилось, всех заперли в карантин.
Гвардии отдан был четкий приказ: стрелять,
Чтоб из чумных никто не сумел пройти,
Не глядя на статус. Из тех, кто был у ворот,
Каждый усвоил – живым не уйдет никто.
Сколько осталось? Тридцать, семнадцать, пять
Дней до начала отсчета до тысяч в сутки?
Спрятаться негде и некуда отступать,
Вот уж воздастся каждому по поступкам...
Тридцать? Семнадцать? Сколько запасов, а?
Да не ори ты от страха как ведьма-баньши!
Тридцать? Семнадцать? Сколько еще, чума,
Ждать? Все начнется намного, намного
Раньше.
...Июнь, жаркий полдень светится золотым,
В воздухе сладковатый цветочный запах,
И еще один, тоже сладкий, до тошноты,
Удушливых запах мертвых и их распада.
Город болеет насмерть. Его ядро
Заперлось в замках, придя от напасти в ужас.
Оставшихся поголовно вгоняли в дрожь
Окна и двери, запертые снаружи.
Пиршество мора. Тысячи горожан
Уходят уже не в могилы – в канавы, скопом,
Кто зарывает их, сами к утру лежат
В тех же траншеях, в общем чумном окопе.
Букеты женьшеня немного глушили вонь,
В отпевальном экстазе хрипли колокола,
Их перекрывали крики, мольбы и вой
Тех, кого в трюмы чума к себе волокла,
Туда, где темень могильная, кровь и гной,
Где холод и тишь... Уже начался июль.
А колокола все звонили, и день, и ночь,
Выбивая из гулких стенок всю боль свою.
Сердце сжималось, и каждый его удар
Вторил звону, не смолкающему никогда...
***
...Тишина. Один лишь ветер и стук шагов.
В церкви не ходят, по умершим не звонят.
По улицам разжигают большой огонь,
Кострами пытаясь из воздуха выжечь яд,
Не подходят друг к другу, громко не говорят,
От страха в дыму возникает парад видений:
Вдоль красных крестов на воротах и на дверях
Движутся тихо клювастые в черном тени.
То ли пастыри, то ли лекари... Их трудом
Не интересуются власти: – «Тут не до вас!».
Вот переулок. Вот каменный старый дом.
Здесь умирает в постели одна вдова.
Сухо кашляет, издает еле слышный стон,
Стон этот слышит тень на пороге спальни.
С этого дома под красным чумным крестом,
Такого же, как остальные во всем квартале,
С живых еще глаз, со спутавшихся волос...
В этот раз именно с этого началось.
- Не подходи, не надо, - хрипит она,
- Сам же видишь, как я сейчас больна,
Зачем тебе, бедолаге, такой финал?
Просто постой. Не хочу умирать одна.
Просто послушай, мне надо бы хоть кому
Исповедаться. Не захочешь, так я пойму,
Я не святая, да кто же сейчас святой?
Зла не хотела... да, видно, таков итог...
К сыночкам... если сможешь, отправься к ним.
Ты передай, что мама их не винит,
Что оставили тут. Поймешь, если кто-то люб...
Я их прощаю... люблю и о них молюсь,
Чтоб каждый из них был счастлив, одет, обут...
...Чтоб из любимых выжил хоть кто-нибудь...
Чтобы... скажи им... – ее уже клонит в сон,
Ее голос скрипит несмазанным колесом.
Тень неподвижна. Солнечный яркий блик
Отражают круглые стеклышки вместо глаз.
Тень стоит у кровати как каменный обелиск.
Он знает уже, что несчастная умерла.
Подошел, наклонился, что-то ей вслух сказал,
И рукой в перчатке тихо прикрыл глаза.
Сыновья у вдовы выбивали в порту зверье:
Кошек, собак, даже скот, не смотря, кто чей...
И совсем растерялись, когда злую весть принес
Один из этих странных чумных врачей.
- Выходит, Господень суд, он ко всем жесток...
Даже дышать теперь, доктор, и это риск?
- Зверье-то вы выбили, да только зверье не то.
Крысы, - ответил он, - бейте портовых крыс.
Часть 2. Крысолов
- Странное дело... вы слышали? Говорят
Чума отступила от порта. Там мрут все реже.
Вроде, выбили крыс. Везде рассыпали яд.
С прошлой недели всего один заболевший.
Может, и нам так?.. Слухи ползут, гудят,
Множатся, голосами друг другу вторят,
И все очень скоро поймут, что до сентября
Они норовят захлебнуться в крысином море.
А море волнуется, крысы же – и у тех
Обнаружился разум. Когда приуныли, то
Какой-то дремучий, чудом живущий дед,
Вспомнил о доме за городской чертой.
- Он тот, кто вам нужен, бьюсь с вами об заклад!
Один он такой тут, бродячий того... флейтист!
Ну, помните, а? Там легенда еще была...
Ну, этот, тот самый, который изводит крыс...
- Крысолов, значит? Помним, вроде, хотя не всё...
И надо, выходит, поверить в нелепый бред,
Что этот сыграет на дудке и всех спасет?..
Но верить привычно, других вариантов нет.
Флейтист оказался не прост. Деревенский знахарь
Или, может, алхимик. К таким не подходят близко
Добрые люди, и путь им один – на плаху.
У пастырей он уже числился в черном списке.
Он пришел с запада, хворь поползла с востока,
Только по этой причине его не взяли.
Потом из-за хлебного бунта поплыли сроки,
Потеряли бумаги, но это уже детали.
А потом как раз начался этот страшный год,
И всем уже было вовсе не до него...
etc.