Сделал глупость. По-видимому. Говорила интуиция в лице здравого смысла - не пиши фанфики на конкурсы, народ фишку не рубит, потому нифига не поймет. Ан нет, куда там. Написал. Фанфик. В смысле, зарисовку на "Равноденствие". И вот не знаю, как она прокатит... на всякий случай и сюда тисну. Пусть висит.
Равноденствие: всадникичитать дальше- Черное с белым смотрится дивно, - в тягучем голосе Лукавого откровенная насмешка, и он не намерен ее скрывать. Пальцы замирают, словно наливаясь свинцом. Мне не нравится эта фраза. Что довольно странно - я давно перестал обращать внимание на такие ничем не спровоцированные комментарии Лукавого, и он не может об этом не знать. Кто разберет, когда он пытается что-то сообщить, а когда просто глумится, что с ним случается чаще.
- Диииивно, - тянет он, и я понимаю, что он имеет в виду вовсе не клетчатый шарф, который я уже несколько минут пытаюсь завязать перед зеркалом. Лукавый всегда почему-то считал его безвкусным. Сегодня похолодало. И его слова звучат у меня в ушах, обычные слова, только мне отчего-то не по себе. Словно проглотил ледяную капсулу, и она медленно ползет вниз по горлу. Так бывает, когда предчувствие опережает связную мысль, или когда вдруг накатывает страх – еще не знаешь, что напугало, а паника уже бросается кровью в ноги, заставляя бежать...
- Это только мы с тобой как-то... не-со-че-та-ем-ся, - резюмирует он и указывает куда-то в сторону. По его мнению, я слишком долго соображаю. Когда я смотрю в том же направлении, я понимаю все.
...Сегодня вечер пятницы. Обычный вечер пятницы, когда мы собираемся после работы и идем резаться в покер в небольшой бар, где уютно и можно курить. Мои спутники ждут меня возле дома, и я вижу их из окна. Шеф что-то объясняет Доку, тот только улыбается и качает головой. Мои друзья и покровители. Обычная картина обычной пятницы. Разве что похолодало, нужно утеплиться... Как он сказал?.. Черное с белым смотрится дивно?..
Я смотрю на них из окна. В желудке подтаивает ледяная капсула, посылая мурашки по рукам. Лукавый довольно смеется, выгибаясь от удовольствия. Он обожает задевать больные темы, играть на страхе, видимо, его забавляет мое белое от тревоги лицо. Я физически чувствую, как кровь отливает от кожи. На крыльце стоит черное с белым... черное и белое... нет. Не так. Черный и Белый.
Почему же я раньше не понял, не подумал... о них.
Я давно догадался про свой сюжет. Увидеть оказалось несложно, а вот поверить... поверить сложнее. Почему я как бы случайно вожу красный с пламенем спортивный «Судзуки». Почему как бы случайно умею хорошо биться на мечах – это у меня получается как-то естественно, даже легче, чем стрелять. Почему мой старый враг при нашей последней встрече сказал мне: «Удачной дороги тебе, рыжий». Я долго не мог понять, что он имеет в виду. И сколько себя помню, живу войной, и война своей кровавой дорогой проходит через меня – желтые ленты, отпечатки пальцев, запах крови и пороха...
Это могут быть предрассудки, но все-таки... Шеф не раз говорил мне, что от таких ребят, как мы, зависит куда больше, чем может представить человек. Как бы я хотел, чтобы он ошибался. В полувзмахе над моей головой висит Дамоклов меч. И хорошо, если так, потому что кажется иногда, что его рукоять – в моей руке, и это я держу его в полувзмахе над миром. С тех пор я больше не прикасался к подаренному мечу из кеосской красной бронзы. Все больше стал ходить пешком или скользить по крышам, избегая транспорта. Я начал продумывать планы побега, планы самоубийства, планы... в предчувствии, что с меня начнется обратный отсчет. Пока я один, пока еще не поздно...
Когда я увидел этих двоих за окном, когда Лукавый произнес свое насмешливое «черное с белым», все, казалось бы, незначительные детали вдруг сложились в целостную картину, и я понял – поздно. То, что Шеф обожает «стрекозу» - наш черный служебный вертолет. И как бы случайно – весы на эмблеме бюро, на моей нашивке, на двери его кабинета, на визитных карточках. Его эмблема. На каждом из нас – его боевом отряде. А Док водит белый Порше. Лучший стрелок бюро. Даром, что нихилим, даром, что вечно в белом халате. Да, и после работы эти двое частенько играют в шахматы…
Лукавый смеется, и осадком в его ледяном смехе слышится тень тревоги. Он тоже чувствует беспокойство, и это пугает меня сильнее, чем все мои осознания и догадки.
- Брось, - фыркает он, и я смотрю ему в глаза – в межгалактическую черноту между ресницами. – Не делай вид, что тебя это удивило. Ты же всегда и во всем подозреваешь худшее. Наверное, поэтому ты еще жив. Осталось только осознать, что все уже неизбежно.
- Почему ты в этом уверен? – голос выдает меня, но Лукавый – не тот, кого можно обмануть маской напускного спокойствия. Он насмешливо улыбается.
- Потому что мы уже в сборе. Остальное – вопрос времени.
И остается только невесело усмехнуться в ответ. Везет мне сегодня на открытия. Наскоро заматываю шарф и отворачиваюсь от зеркала – от черных глаз, от насмешливой улыбки. Отворачиваюсь, и допельгангер лукаво смеется мне в уши. Бледный зазеркальный братец, не отличающий добро от зла.
Я выхожу к коллегам, стараюсь улыбаться и казаться естественным, чтобы они не заметили моей тревоги. Мы идем играть в покер, а мысли невольно вьются цепочками ДНК – шахматы на двоих, два цвета. Док всегда играет белыми. Покер... четыре масти, красное и черное на белой карте, игра на троих. Белый, Черный и Рыжий. А Бледный... Бледный что-то бубнит мне в уши, жалуясь на мерзкую погоду. Я не вслушиваюсь. Бледный Лукавый бог, потерявший имя, когда-то давно разбивший косу Смерти и укравший ее осколок. Бог страха из мертвого пантеона, умеющий превращаться в серый туман, умеющий не бояться и не сомневаться, жить насмерть и умирать взахлеб. Запертый во мне. До поры. Тот, кто стоит на вершине иерархии маров, фантазмов, гратхов... сойдет за адскую армию? Мы идем играть в покер. Втроем? Вчетвером? Во что мы будем играть, когда нас будет по-настоящему четверо, и моя одержимость во плоти будет шагать рядом?
Он опять оказался прав – поздно я спохватился. Мы уже в сборе. Но эта мысль странным образом успокоила меня, словно больного, наконец узнавшего свой диагноз.
С определенностью справиться легче.
Мы разговариваем о бытовых мелочах, о работе и прошедшей неделе. И это удается на удивление легко. Только показалось, что в осеннем ночном небе уверенная рука Неотвратимости перевернула песочные часы. Времени осталось мало. Чудовищно мало.
Времени не осталось совсем.
- Не делай такое траурное лицо, а то меня так и тянет схватиться за табельное, - усмехнулся Док, глядя на меня серьезными холодными глазами. Знал же, что от него ничего не скроешь.
- Что тебя беспокоит? – прямо спросил Шеф. Уж ему точно бесполезно лгать.
- Не знаю точно, - ответил я. – Кажется, у меня предчувствие катастрофы.
И дальше случилось то, чего я никак не ожидал. То, что убедило меня – мы переживем все, что угодно. Потому что эти двое рассмеялись. И в их смехе была горечь людей, готовых ко всему.
- Катастрофа? – переспросил Шеф, и леденяще улыбнулся. – Наверное, это и к лучшему.
- Катастрофа? – переспросил Док, и его очки весело и хищно сверкнули. – Давно пора. А то я уже начал было волноваться, что у нас слишком долго все хорошо.Гоняю по квартире кота. Он не против, он навонял в неположенном месте, потому ему легко и весело. Тикает от меня по всем комнатам, по коридору топочет как носорог, попутно иногда врезается в стены. Милое зрелище, успокаивает нервы. Я за ним хожу. С тапком. Тапок воняет кошачьим поступком, что явно увеличивает скорость перемещения виновника. Третий по счету ковер, наверное, придется списывать... Антигадин не помогает нифига.
Да, и еще, небольшая памятка к тексту выше:
Допельгангер - темный двойник, демоническая сущность, в данном случае - одержимость. Симбионт. Идальго. По основной легенде допельгангеры не отражаются в зеркалах, однако по этому сюжету увидеть их можно как раз только в зеркале.
Нихилимы (они же нехилимы, нефелимы) - потомки ангелов и людей, ангелы-полукровки. В данном случае это док, Эдуард Хилл, глава криминалистической лаборатории бюро и главнюк больничного крыла.
Фантазмы, гратхи и мары - существа и сущности так или иначе связанные со страхом.
Может, про них как-нибудь распишу поподробней. Потом.