Ищщо Ска_ка

На сей раз маленькая, коротенькая, написанная на коленке за три часа, в стиле русских-народных) На конкурс писать такое несерьезно, да и вообще это для деток младшей ясельной группы... Зато сказка. И не поспоришь==
Не имеет никакой исторической национальной ценности, ни разу не передавалась из поколения в поколение и вообще кысь.

Полынь

Полынь

Жил на окраине деревни старик-рыбак. Жену свою давно схоронил, а детей судьба-матушка им не принесла. Так и коротал дни свои одиноко, рыбу ловил, мужикам ее в деревню продавал. Да только тяжко становилось одному жить. И взмолился старик перед сном:
- Небо Всемогущее, Небо Милосердное, если были у меня заслуги в жизни, и ежели не гневал тебя делами своими – внемли просьбе моей. Пошли мне душу живую, в помощь и в радость, чтобы любить ее мог, как ребенка своего, да заботой и лаской окружить, сердце бедное утешать.
И уснул. Сжалилось небо над стариком, и поутру возле дома своего плач он услышал. Выбежал, выглянул – а там за домом в кустах полыни ребенок-подкидыш лежит, рыдает. Заплакал дед от счастья, ребенка на руки взял, укутал потеплее и в деревню помчался. Заохали старушки-бабушки, заахали, девочкой ребеночек оказался, и кожа ее полынью пахла. Так и решили назвать Полиной. Старик домой ее взял, внучкой своей, да и бабушки помогали, нянчились.
Немного времени прошло, выросла девочка-красавица, голубоглазая, чернокосая. Старику во всем помогает, неводы плетет, еду готовит, хозяйство домашнее в чистоте держит. Смотрит на нее дед – не налюбуется. Любит его внучка всем сердцем, жалеет всячески. Вот только говорит вещи странные, из-за чего люди ее побаиваются. Подошла как-то в деревне к мужику и говорит:
- Беда у тебя случится скоро. Положи на ночь под окном вязанку дров.
Смеются люди, чудная какая. Маленькая, а так серьезно говорит. Положи да положи. Послушался ее мужик, на всякий случай сложил поленьев, лег спать. А ночью вор к нему в окно полез, и на бревнах покатился, шум-гам, всех перебудил. Поймали вора, плетей дали. А на девочку коситься стали, что кому еще скажет. И говорила она так не раз. Кому зимой велела к проруби не идти, чтобы под лед не провалиться, кому в город через лес не ехать, чтобы разбойники не напали. Слушали люди девочку, кивали, благодарили, а сами стороной обходили – ишь, говорят, Полинка злобу чует. Небось потому, что сама такая – и полынью от нее пахнет, и волос черен, и взгляд недетский совсем.
А однажды Полинка к старосте деревенскому пришла, выслушать попросила. И говорит:
- Помощник твой, Григорий, недоброе замышляет. Смерти твоей хочет, чтобы самому старостой быть и жену твою любить. Не верь ему, не езжай к лекарю.
Нахмурился староста – верил он Григорию, как себе. Да и к лекарю никакому не собирался. Обругал Полину, взашей выставил, двери запер.
- Уходи, - говорит, - и мысли мои не путай! Не смей мне на помощника моего наговаривать, иначе плетьми высеку!
А Полинка под окнами ходит, слезами обливается, и молвит:
- Не верь ему! Не езжай к лекарю! Не верь ему! Не езжай к лекарю!
Не выдержал староста, тут и люд выглядывать стал, высек девочку, в слезах домой побежала. А на следующий вечер прибегает к старосте друг его Григорий и кричит:
- Беда у нас! Жена твоя, Любушка, в лесу упала, как подкосило! Дышит, а в сознание не приходит! Лекаря надо звать! Поезжай в город, староста!
Нахмурился староста от слов этих, вспомнил, что девочка под окнами кричала. Пожелал жену увидеть – и верно. Лежит, бледная, дышит, а дозваться не получается. Испугался он не на шутку, на коня вскочил и к городу помчался, да только из-за ворот выехал – стая собак навстречу выбежала, и как залают! Испугался конь, на дыбы взметнулся, сбросил всадника – и головой об камень. Не стало старосты.
Собрались люди на горе, оплакали, похоронили честь по чести. А потом и к старику-рыболову всей деревней домой направились.
- Выгоняй, - говорят, - внучку свою! Беду она накликала, сама всем несчастья приносит! Выведи ее в лес, и пусть подыхает там с голоду, но к людям хорошим и близко не подходит! Не пустим ее в деревню больше. И полынь в деревне всю изведем, чтобы не было и духу!
И не посмел старик людей ослушаться, только головой покачал. Завязал он глаза Полинке, за руку взял и в лес отвел, далеко, в самую чащу. Потом глаза развязал и сказал:
- Пойдешь вперед, тропинку увидишь. По ней пойдешь, налево свернешь – выйдешь на опушку. Там избушка лесника стоит, пустует давно, но дом хоть куда. Я тебя навещать буду. Не пропадай.
А сам слезами обливается. Обнял он внучку на прощание и ушел. Осталась Полина одна в лесу. Тропинку нашла, идет по ней, плачет. Лес страшный вокруг, темный, шумит, пугает. Идет она идет и видит – рябинка. И гнездо на ней с птенчиками. Не видно их, но слышно, как щебечут. И сердечко у нее сжалось, значит, беда будет. И чувствует – лента серая к птенцам ползет. Подошла Полинка, присмотрелась – точно! Змея ползет по рябинке, а птенцы чирикают, родителей зовут – не дозовутся.
Взяла Полина палку, сбросила змею на землю, отшвырнула подальше. Испугалась змея, уползла в кусты. А тут и родитель прилетел. Смотрит Полинка – а это соловей, птичка певчая.
- Спасибо тебе, девочка, - запел соловей. – Что птенчиков моих от гадюки спасла. Что хочешь для тебя сделаю, на помощь приду.
- Не надо мне ничего, соловушка, - вздохнула Полинка. – Горе у меня, не поможешь ты мне.
- Не печалься, девочка, - прощебетал соловей. – Может, потом сгожусь на что.
И пошла Полина дальше, долго шла, устала, а день уже к ночи близится. До развилки дошла, помнит, что дедушка ей нарекал налево свернуть. А сердечко ее сжимается, вправо тянет. Беда будет. Большая беда.
И свернула Полина вправо, пошла по другой тропинке. А уже ночь опустилась, совы заухали. Шла-шла и вышла к поляне. А на поляне костер горит. Затаилась Полина в кустах. Смотрит – а вокруг костра мыши сидят. Много-много, вся поляна в мышах серая. А на поваленном дереве перед костром – царь мышиный, громадный, и глаза у него красным светятся.
- Деревня тут рядом есть, - говорит царь мышиный. – Хлеба у них много и зерна. А сегодня они полынь всю выжгли, траву эту вонючую, отравную. Защиту свою сами спалили! Значит, идем сегодня на деревню, все сгрызем!
Мыши одобрительно запищали, и потекла мышиная орда через лес к деревне. Испугалась Полинка, заторопилась, на тропинку и обратно – к дому. Бежит, спотыкается, ноги обдирает – надо всех предупредить, что беда идет! А вокруг ночь темная, сбилась она с дороги, не знает, где дом искать. Устала совсем, села на пенек, плачет. Вдруг слышит – крылышками кто-то хлопает. Посмотрела – соловей на ветку рядом сел.
- Чего плачешь, девочка? – спрашивает. – Может, чем помочь могу?
- Можешь помочь, соловушка! – обрадовалась Полинка. – Лети в деревню и всех предупреди: мышиная орда идет, урожай есть, хлеб воровать! Лети и пой, соловушка! Послушают тебя люди!
И улетел соловей, в темноте исчез, как не бывало. Встала Полинка, и дальше пошла. Идет-идет, а лес темный вокруг, куда идти не знает. Только небо над головой и звезды. И одна так ярко горит, ярче всех. Взмолилась Полина:
- Звездочка яркая, звездочка ясная, прошу тебя, укажи мне дорогу к дому!
И звездочка пожалела девочку. Сорвалась она с небосвода ярким всполохом, прочертила линию по небу – туда, где деревня была. Обрадовалась Полинка, поблагодарила звездочку и побежала к дому. Только из леса выбегая, нарвала она полыни веток – по запаху отыскала травку свою родную. А в деревне уже вовсю бой идет, жители мышей гонят, факелами, вилами, топорами – без толку. Юркие мыши, пробираются в подвалы и амбары, зерно и хлеб едят – того и гляди, в зиму голод будет. А сам мышиный царь хохочет, заливается. Не жжет его огонь, ломаются об него вилы. Увидела Полинка, как дедушка ее против этого чудища сражается, а дедушка старенький, надорвется же... И такая в ней ярость лютая разгорелась, что бросилась она прямо на мышиного царя. Размахнулась – и хлестнула его по морде мышиной полынными ветками. Тут мышиный царь и издох. Испугались мыши, поддержки царской лишившись. Побежали прочь, запах полынный почуяв, в лесу темном растаяли, что и следа не осталось.
Обрадовались жители, и давай у Полинки прощения просить, благодарить ее - спасительницу. Простила она их, и домой с дедушкой вернулась. Григория с вдовой Любушкой, что больной прикидывалась, из деревни выгнали навсегда. Стала Полинка героиней, народной любимицей. А полынь-трава и по-прежнему в деревне растет. Людей от бед защищает.
Конец

@музыка: ...я в курсе, что снова меня здесь не слышат...

@настроение: почтипофигизм

@темы: тексты

---

Системным Администраторам посвещается...

Все-таки сисадмины - это такие страшные и удивительные люди, что никогда не устаю ими восторгаться, и втайне побаиваться. В общем, откопал вот такую вот вещь, про них и, думаю, для них) Хотя самому почитать тоже было весьма здорово, чего и тебе, дневник, искренне советую)

Николай Николаевич Федотов,
главный аналитик компании InfoWatch;
[email protected]
forensics.ru/InFuWo_1.htm

Суждения об информационной безопасности
мудреца и учителя Инь Фу Во[1],
записанные его учениками

Глава 1. О работниках

I. О работниках
1
Однажды Сисадмин пожаловался Учителю:
– Мы выдали всем нашим пользователям индивидуальные пароли, а они не желают хранить их в тайне. Записывают на листочках и приклеивают к мониторам. Что нам делать? Как заставить их?
Инь Фу Во спросил:
– Сначала скажи, почему они это делают.
Сисадмин подумал и ответил:
– Может быть, они не считают пароль ценным?
– А разве пароль сам по себе ценный?
– Не сам по себе. Ценна информация, которая под паролем.
– Для кого она ценна?
– Для нашего предприятия.
– А для пользователей?
– Для пользователей, видимо, нет.
– Так и есть, – сказал Учитель. – Под паролем нет ничего ценного для наших работников. Надо, чтоб было.
– Что для них ценно? – спросил Сисадмин.
– Догадайся с трёх раз, – рассмеялся Учитель.
Сисадмин ушёл просветлённый и сделал на корпоративном портале персональные странички для всех работников. И на тех страничках был указан размер зарплаты. Узнав об этом, все пользователи забеспокоились о своих паролях. На другой день в курилке обсуждали размер зарплаты Главбуха. На третий день ни у кого не было видно листочков с паролями.

2
Однажды Сисадмин пожаловался Учителю:
– Наш Техдиректор не хочет выполнять требования безопасности. Всем положено иметь антивирус, а он не ставит. Как на него повлиять?
– Попробуй его убедить, – сказал Инь Фу Во.
Сисадмин ушёл убеждать, но вскоре вернулся разочарованным:
– Я не смог убедить его, Учитель.
– Почему так случилось? – спросил Инь Фу Во и сразу же заметил. – Но только ответь честно, без пристрастия и обиды.
Сисадмин подумал, опустил глаза и тихо сказал:
– Наверное потому, что он знает об информационной безопасности больше меня.
– Ну, если Техдиректор знает больше тебя, что совсем не удивительно, – заметил Учитель, – то ему виднее, где нужен антивирус, а где нет.
– А как же тогда Политика безопасности! – воскликнул Сисадмин.
– А кто писал эту Политику?
Сисадмин потупился и сказал:
– Я.
Учитель мудро промолчал, и Сисадмин ушёл просветлённый.

3
Однажды в курилке пользователи стали возмущаться, что Сисадмин закрыл всем доступ на сайт "Одноклассники". Инь Фу Во услышал об этом и нахмурился.
– Почему ты закрыл людям доступ? – спросил он у Сисадмина, когда они после перекура пили кофе.
– Потому что такие сайты не нужны для работы.
– А курить нужно для работы?
– Вообще-то нет...
– А кофе пить?
– Ну...
– Ну тогда, – сказал Учитель, – открой людям доступ.

4
Однажды Сисадмин захотел установить в локальной сети сканер безопасности.
Инь Фу Во сказал:
– Не делай этого.
– Но почему?
– В нашей сети сто компьютеров. Сканер найдёт тебе по две-три уязвимости на каждом из них.
– Ну, да, найдёт...
– А что ты будешь делать с этими уязвимостями?
Сисадмин задумался и ничего не ответил Учителю. Сканер безопасности он не поставил.

5
Однажды Сисадмин пожаловался Учителю:
– Антивирус не помогает. Установлен на всех рабочих станциях и обновляется дважды в день. А всё равно каждую неделю кто-то заражается и теряет данные.
Инь Фу Во с сожалением покачал головой.
– Надо что-то делать, – продолжал Сисадмин.
Учитель слегка покивал. Сисадмин спросил:
– Что лучше: поставить всем новый многоядерный антивирус или поднять централизованную систему бэкапа?
Инь Фу Во ответил:
– Проведи курсы для пользователей.

6
Однажды Директор решил взять на работу Эникейщика. Инь Фу Во нашёл кандидата, поговорил с ним и остался доволен. Он сказал Директору:
– Этот человек обратил свои помыслы к учёбе. Возможно, из него получится достойный работник.
Но начальник службы безопасности стал возражать:
– У этого человека была судимость. Его нельзя брать на службу.
Тогда Инь Фу Во спросил:
– Как вы узнали об этом?
– У меня есть связи.
Почтенный Инь помрачнел лицом и сказал Директору:
– Какой из двух работников более добродетельный? Первый совершил преступление и понёс заслуженное наказание, которое могло его вразумить. Второй совершил преступление сам, подбил на совершение преступления государственного служащего, при этом не чувствует за собой вины и никогда не понесёт наказания? Какой из этих двух достоин выдвижения?
Начальник службы безопасности молча встал и вышел.

7
Однажды Директор спросил Инь Фу Во про защиту от внутренних угроз. Тот сказал:
– Во внешнем мире есть сто человек, которые хотели бы заполучить конфиденциальную информацию из вашей сети. И есть пять, которые способны это сделать. Но эти сто вряд ли встретятся с этими пятью.
Ещё Учитель сказал:
– А в вашей внутренней сети есть пять пользователей, которые хотели бы заполучить конфиденциальную информацию. И есть сто, которые могут это сделать. И они уже встретились.

8
Однажды Директор пришёл к защитнику Иню за советом. Директор сказал:
– Я хотел бы заставить всех пользователей соблюдать строгие правила безопасности. Но тогда они обидятся на меня и станут хуже работать. Я хотел бы дать пользователям полную свободу. Но тогда они нахватают вирусов, разгласят конфиденциальную информацию, и наш бизнес пострадает. Как мне найти золотую середину?
Инь Фу Во ответил:
– Высота забора равна высоте самого низкого участка. Прочность цепи равна прочности слабейшего звена. Заставь самых нерадивых из пользователей соблюдать те правила безопасности, которые без принуждения соблюдают все остальные.
– Как просто! – воскликнул Директор и ушёл просветлённый.

9
Директор спросил почтенного Иня:
– Мне предлагают купить систему защиты от несанкционированного доступа. Стоит ли она денег, которые за неё просят?
Инь Фу Во в ответ спросил:
– Сколько у вас было случаев несанкционированного доступа за последние три года?
– Ни одного, – ответил Директор.
– А сколько ноутбуков и флэшек потеряли ваши работники за это время?
– Два ноутбука, – ответил Директор, – а флэшки никто не считал.
– Почему бы вместо этого не купить систему для шифрования информации на ноутбуках и флэшках? – сказал Инь Фу Во.

10
Однажды Директор спросил почтенного защитника Иня про защиту от внутренних угроз. Тот сказал:
– Внутренний враг бывает злонамеренный и неосторожный. Неосторожный враг подобен каплям дождя, что многочисленны и летят по воле ветра. От дождя легко заслониться зонтом. Злонамеренный враг подобен комару, который кусает в незащищённое место. Заслониться от него зонтом нельзя, он облетит и укусит.
Директор ещё спросил:
– А какой инсайдер хуже, злонамеренный или неосторожный?
Инь Фу Во ответил:
– Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже.

11
Как-то Сисадмин спросил:
– Учитель, не желаете ли красивую картинку для вашего десктопа? У меня есть коллекция "обоев для рабочего стола" со звёздным небом и моральным законом.
– Почему ты думаешь, что мой нынешний "wallpaper" хуже? – спросил в ответ Инь Фу Во.
– Я не знаю, какая у вас картинка сейчас. Я никогда не видел вашего десктопа. У вас всегда открыто множество окон.
– Я тоже его никогда не видел, – сказал почтенный Инь. – Я работаю.

12
Однажды младший бухгалтер Ли Чан принесла в дар Инь Фу Во кактус.
– Поставьте его возле вашего монитора, Учитель, – сказала она. – Этот кактус защитит вас от вредного излучения.
– Отнеси его Сисадмину, – сказал Инь Фу Во. – Мне кактус не поможет.
– Почему? – обиженно спросила Ли Чан.
– Для него нет драйвера под FreeBSD, – ответил Учитель.

13
Однажды в офис забрёл продавец китайских товаров. Он ходил по комнате и пытался каждому что-нибудь продать.
Инь Фу Во сказал Сисадмину:
– Ты всегда говоришь и пишешь в блоге, что спамеров нужно убивать. Смотри, это – спамер.
– Это не тот спамер, – пробормотал Сисадмин.
– Ты даже охрану не позовёшь? – ехидно спросил Учитель.
Сисадмин ничего не ответил. Он увлечённо долбил по клавиатуре.

14
Сисадмин спросил Учителя:
– В статье написано, что любое усиление безопасности снижает лояльность работников. Это правда?
Инь Фу Во ответил:
– На самом деле усиление безопасности снижает удобство. Снижение удобства повышает усталость. Повышение усталости снижает добросовестность. А снижение добросовестности работников – это и есть то, чего следует избегать.
– Тогда что же такое лояльность? – спросил Сисадмин.
– "Лояльность", – усмехнулся Инь Фу Во, – это японцы выдумали, чтоб денег не платить.

15
Однажды Сисадмин пожаловался Учителю:
– Наш Директор совершенно не разбирается в ИТ. Я не могу ему объяснить. И его указания всегда такие нелепые.
Инь Фу Во ответил:
– Это нормальный порядок вещей. Его забота – люди и деньги. Твоя забота – техника и программы. Вы разговариваете на разных языках.
Сисадмин согласился и спросил:
– Как нам изучить язык друг друга?
– Это почти невозможно, – сказал Учитель. – Для этого Директору пришлось бы несколько лет проработать сисадмином, но он не пожелает. Для этого тебе пришлось бы несколько лет проработать руководителем, но тебя не допустят.
– Как же понять друг друга тем, кто говорит на разных языках? – спросил Сисадмин.
Инь Фу Во ответил:
– Специально для этих целей создан промежуточный язык, доступный обоим. Имя ему – ГОСТ-17799.
– Как просто! – воскликнул Сисадмин и ушёл просветлённый.

[1] Инь Фу Во – почтенный защитник Инь.

Глава 2. О шифровании

II. О шифровании
1
Однажды Сисадмин спросил почтенного защитника Иня:
– Учитель, почему вы не пользуетесь ЭЦП?
– У надёжных средств ЭЦП нет сертификата. У сертифицированных нет удобства. У удобных нет надёжности, – ответил Инь Фу Во.

2
Инь Фу Во два дня настраивал VPN-туннель для своего персонального компьютера. Когда туннель заработал, Инь уселся, почтительно повернувшись лицом к югу, и стал читать свою френдленту.
– О, Учитель, – спросил его Сисадмин, – я не могу понять, зачем вам VPN?
– Ты разве не знаешь, что в VPN-туннеле весь трафик шифруется? – удивился Инь.
– Знаю. Но ваш туннель терминируется на обычном сервере в стране западных варваров. А далее весь ваш яшмовый трафик идёт по Сети в открытом виде.
– Сети нет дела до моего трафика, чего не скажешь о провайдере, – ответил Учитель. Видя, что Сисадмин не понял, он добавил. – Вот, например, ты доверил свои деньги банку.
Сисадмин кивнул.
– Но ты не можешь доверить все свои деньги собственной супруге, – продолжал мудрый Инь. – Почему? Потому что она может посчитать эти деньги своими. А с банком такого не случится.
Просветлённый Сисадмин ушёл поднимать себе VPN-туннель.

3
Сисадмин спросил Инь Фу Во:
– Правда ли, что любой шифр можно сломать?
Учитель ответил:
– Можно. Но не "шифр", а систему из четырёх: алгоритм, реализация[2], окружение[3] и оператор.
Сисадмин ещё спросил:
– А что из этих четырёх самое непрочное?
– Стыки между ними, – ответил Учитель.

4
Однажды к почтенному защитнику Иню обратился Следователь. Он спросил:
– Учитель, вы сможете расшифровать криптоконтейнер PGPdisk без знания пароля?
– Не смогу, – ответил Инь Фу Во. – И никто другой не сможет.
– Тогда горе мне! – воскликнул Следователь. – Тогда у меня нет доказательств.
– Увидев запертый замок, обычный человек желает заглянуть внутрь. Но благородный муж знает, что самое ценное лежит не под замком, – сказал Учитель. – Что именно вы желаете доказать?
– Нарушение авторских прав на программы.
– Оставьте криптоконтейнер в покое, – ответил Учитель. – Свидетельских показаний будет более чем достаточно.

5
Инь Фу Во сказал:
– Шифрование – это обмен большого секрета на маленький секрет. Этот маленький должен помещаться в голове. Когда пароль в голове держится хуже, чем в компьютере, шифрование не приносит пользы.

6
Однажды Сисадмин и инженер Чжа Вынь почтительно приблизились к Учителю, и Сисадмин сказал:
– Мой единочаятель Вынь утверждает, что во всех обнародованных криптографических программах есть "чёрный ход", сделанный спецслужбами. А я полагаю, что это не так. Кто из нас прав?
Инь Фу Во ответил:
– С этого вопроса начинают свой путь все инженеры и все сисадмины. Тот, кто утвердил для себя ответ на него, навсегда остановился и не может следовать Дао. Однако и пренебрегать этим вопросом тоже было бы не верно.
Потом почтенный Инь продолжил:
– У северных варваров есть такая легенда. Грозный и мудрый Тигр, царь зверей повелел Лису построить утиную ферму. Глупый Лис при строительстве сделал для себя тайный ход, чтобы воровать государственных уток. И, конечно же, сразу попался. Тигр велел казнить обманщика и таким образом сэкономил деньги на строительство. Не думай, драгоценный Вынь, что спецслужбы подобны глупому Лису. Но и ты – отнюдь не мудрый Тигр, царь зверей.
Ученики ушли просветлённые. Сисадмин после этого вообще отказался от шифрования своего диска. А инженер Чжа Вынь сделал криптоконтейнер внутри криптоконтейнера.

7
Сисадмин желал подобрать себе стойкий пароль для централизованной авторизации через radius-сервер. Он обратился за советом к Инь Фу Во.
– Как вы думаете, Учитель, пароль «史達林格勒戰役» стойкий?
Нет, – ответил мастер Инь, – это словарный пароль.
– Но такого слова нет в словарях...
– "Словарный" означает, что это сочетание символов есть в wordlists, то есть "словарях" для перебора, которые подключаются к программам криптоанализа. Эти словари составляются из всех сочетаний символов, которые когда-либо встречались в Сети.
– А пароль «Pft,bcm» подойдёт?
– Вряд ли. Он тоже словарный.
– Но как же? Это же...
– Введи это сочетание в Гугле – и сам увидишь.
Сисадмин защёлкал клавишами.
– О, да. Вы правы, Учитель.
Через некоторое время Сисадмин воскликнул:
– Учитель, я подобрал хороший пароль, которого не может быть в словарях.
Инь Фу Во кивнул.
– Я ввёл его в Гугле, – продолжал Сисадмин, – и убедился, что в Сети такого сочетания нет.
– Теперь есть.

8
Однажды инженер Чжа Вынь обратился к Учителю:
– Один достойный уважения человек сказал мне, что шифровать электронную почту неправильно. Поскольку честному человеку нечего скрывать, шифрованная переписка неизбежно привлечёт внимание Охранительного ведомства. Учитель, что вы об этом думаете?
Инь Фу Во ответил:
– Благородный муж имеет чувство стыдливости. Он закрывает одеждой свою наготу. Вовсе не потому, что лицезрение другими принесёт ему ущерб. Но такова воля Неба, и таков ритуал. Честному человеку есть, что скрывать.

9
Инженер Чжа Вынь долго сидел над проектом, а потом пожаловался Учителю:
– Не могу примирить бэкап и шифрование. Всё время одно мешает другому.
Инь Фу Во ответил:
– Они непримиримы. Шифрование защищает конфиденциальность. Резервное копирование защищает доступность. Конфиденциальность и доступность – это разные защиты.
– Но как же быть тогда? – спросил Чжа Вынь. – Здесь нужна и конфиденциальность, и доступность.
– Пусть одна будет внутри другой. Пусть первая не знает про вторую.
Инженер Чжа Вынь спросил Учителя:
– Что значит резервирование внутри шифрования?
– Пусть все файловые системы будут зашифрованы, а файлы будут бэкапиться с одной на другую, – ответил Инь Фу Во.
Ещё Чжа Вынь спросил:
– Что значит шифрование внутри резервирования?
– Делай резервную копию криптоконтейнера как файла, – ответил Инь Фу Во.

10
Директор сказал:
– Зачем нам шифровать содержимое дисков? Зачем нам VPN? У нас нет противозаконной информации.
Мудрый Инь Фу Во ответил:
– Безгрешность – не результат праведности, а результат наивности.

[2] Инь Фу Во имеет в виду программу, которая производит шифрование и расшифровывание по алгоритму.
[3] Инь Фу Во называет "окружением" операционную систему, в которой работает шифрующая программа, а также сам компьютер.

Глава 3. Об этике

III. Об этике
1
Сисадмин спросил:
– Учитель, можно ли блэкхолить[2] трафик в случае DoS-атаки?
– Иногда можно, – ответил Инь Фу Во.
– А в каких случаях?
– В каких случаях доктор может причинить вред своему пациенту? – спросил в ответ Учитель.
– Наверное, когда предотвращённый вред превышает вред причинённый, – ответил Сисадмин, подумав.
– Теперь спрошу другое, – продолжил Учитель. – В каких случаях доктор может причинить вред постороннему человеку?
– Я не знаю таких случаев, – ответил Сисадмин.
– Вот теперь ты готов блэкхолить нужный трафик, – кивнул Учитель.
И Сисадмин ушёл просветлённый.

2
Инь Фу Во, проходя по офису, взглянул на мониторы сотрудников. Пробравшись на своё рабочее место, он изрёк:
– Наш инженер Чжа Вынь сейчас настраивает QOS. Он думает, что взаимодействует с техникой, а на самом деле – с людьми. Наша бухгалтер Ли Чан сейчас чатится по ICQ. Она думает, что общается с человеком, а на самом деле – с программой.
– Учитель, а почему ваш монитор развёрнут экраном к стенке? – спросила младший бухгалтер Ли Чан.
– Чтобы всё время видеть людей, – ответил Учитель.

3
Инженер Чжа Вынь хотел работать в отделе информационной безопасности. Инь Фу Во сказал ему:
– Ты ещё не готов. Ты представляешь себя воином сети. А нам нужен доктор сети.

4
Однажды инженер Чжа Вынь сообщил:
– Я нашёл уязвимость в программе «Лин». Что вы об этом думаете, Учитель?
– Надо сообщить Производителю.
Через некоторое время Чжа Вынь снова пришёл к почтенному защитнику Иню.
– Я написал об уязвимости Производителю. Мне ответили, что закроют уязвимость только в следующей версии. Она выйдет через полгода.
Инь Фу Во помрачнел:
– Напиши им, что мы опубликуем эту уязвимость ровно через две недели.
Через три дня вышел патч к программе «Лин».
– А если бы они не выпустили патч? – спросил Сисадмин Учителя. – Вы бы позволили Чжа Выню опубликовать найденную уязвимость?
Инь Фу Во мягко улыбнулся и сказал:
– Нет. Дао информационной безопасности тем и прекрасен, что по нему нельзя идти в одиночку. Как только ты опередил других, другие ускоряют шаг. Как только ты оторвался от других, ты сошёл с Дао.

5
Прочитав статью в журнале, Учитель заметил:
– Человек не есть «слабейшее звено в информационной безопасности». Человек вообще не есть звено.

6
Однажды Сисадмин спросил:
– Учитель, вы всегда говорите, что надо делиться знаниями со всеми, кто пожелает учиться.
Инь Фу Во кивнул.
Сисадмин продолжал:
– Но ведь бывают и опасные знания! Особенно знания в информационной безопасности.
Инь Фу Во воскликнул:
– Опасные знания?! Знание опасно для того, кто им не обладает.

7
Однажды Техдиректор прислал почтенному Иню вопрос по электронной почте. Учитель ответил на него, поместив в письмо фрагмент конфига. Кроме конфига и подписи в ответе ничего не было.
Сисадмин, который получил копии обоих писем, спросил:
– Учитель, почему вы поместили в письмо только несколько команд, но не добавили ни единого слова?
Инь Фу Во в ответ процитировал своего учителя:
– «Я не хочу говорить. Разве Небо говорит? А между тем времена года исправно сменяют друг друга»

8
Инженер Чжа Вынь спросил:
– Следует ли при защите информации стремиться к возмездию? Или мы должны использовать только пассивную защиту?
– Смотря, кто противник, – ответил Учитель. – Если тебя кусает комар, его следует прихлопнуть. Если на тебя капает дождь, следует прикрыться зонтом.
– Я понял. Во многих случаях инцидент безопасности – это стихийная сила. И в нём никто не виноват.
Инь Фу Во покачал головой:
– Не совсем. В том, что пошёл дождь, действительно никто не виноват. Но если случилось землетрясение, и разрушилось здание, которое должно было устоять, то здесь есть виноватый. И его накажут.
Чжа Вынь ушёл в задумчивости.

9
Учитель сказал:
– Знание в ИБ подобно оружию. Неужели боец откажется поделиться своим оружием с другим, который хочет защищать свою землю? А ведь мы – в состоянии войны.

10
Однажды Инь Фу Во заблокировал на межсетевом экране несколько IP-адресов. Сисадмин спросил его о причинах. Учитель сказал:
– На всякий случай. Я увидел необъяснимое поведение программ.
– Может быть, это просто глюк? – предположил Сисадмин.
Инь Фу Во ответил:
– Каждый из нас иногда сталкивается с необъяснимым. Не поняв сути, каждый действует по-своему. Сисадмин – камлает с бубном. Инженер Чжа Вынь – пьёт пиво и переинсталлирует систему. А я – начинаю подозревать действия коварного врага.
Инженер Чжа Вынь, услышав разговор, заметил:
– Это похоже на паранойю.
– Паранойя входит в число моих должностных обязанностей, – ответил Учитель.

11
Однажды к почтенному защитнику Иню пришёл Хакер.
– О, мудрый Инь, – сказал он, – обучи меня своему искусству.
– Перед этим тебе придётся пройти испытание. Взломай вот этот компьютер, – и Инь Фу Во написал на листке IP-адрес.
– Но это же мой собственный компьютер! – удивился Хакер.
– Именно так, – подтвердил Учитель. – Ты должен взломать его, не используя известные тебе пароли.
Хакер за один час справился с испытанием.
– Я буду учить тебя, – сказал Инь Фу Во.
Через три года Учитель снова дал Хакеру такое же задание. Хакер не смог его выполнить.
– Теперь твоё обучение закончено, – сказал Инь Фу Во.

12
Инь Фу Во сказал:
– Защитник информации не ликвидирует угрозы. Он перераспределяет угрозы между людьми. От менее доверяемых к более доверяемым.

13
Младший бухгалтер Ли Чан спросила:
– Учитель, почему нашего инженера все зовут Чжа Вынь? Ведь по паспорту он Чжа Сунь.
Инь Фу Во ответил:
– Взгляни на него, какой же он Сунь? Когда он теряет данные о клиенте, он отключает порт на коммутаторе и ждёт от клиента звонка. Ну какой же он Сунь?

[2] от "blackhole", что означает маршрутизацию соответствующего трафика в /dev/null

@музыка: ...они опять заблудились, как дети - им не порвать эти взрослые сети...

@настроение: системное, задумчивое

@темы: гы

---

Снежное

Наверное, мы небожители из отмеченных.
От пожара Вселенной на тучах лежит зола,
И хлопьями пепла кружимся в бесконечности,
А может, мы просто остатки чужого вечера,
И нас кто-то стряхивает крошками со стола.
Мы отправляемся – с рождения и до прохожего,
Из безначалья в последний пустынный путь,
Когда небо просить положено по-хорошему,
Сыплемся вниз соленым холодным крошевом
В глупой надежде обнять хоть кого-нибудь.
Не знаю, кем должны были стать до смерти,
Но если не брать у времени дней взаймы,
Мы стали чужой мечтой о горячем лете,
Подарками к Рождеству в ледяном конверте,
Секундами льдинок в песочных часах зимы.
Нас ветер плетет узлами, свивает в косы,
Как озорной, но добрый земной божок.
Закончим наш путь, когда отойдут морозы,
Когда кончатся к небу истрепанные вопросы,
И когда чей-то мальчик скатает меня в снежок.

@музыка: ...Перевал пройду и порог - перепутие, перекрестье каменных рек...

@настроение: лирическое

@темы: стихи

---

Из прошлого

Решил немного поностальгировать о былых временах, в частности - о дуэлях в Арте на микате. Тогда еще парных. Нервов было дофига, но все равно было весело и воспоминания самые благостные, хотя бы потому, что получились в итоге вот эти работы:

Дуэль первая. Тема "Темная сторона", материал - тушь, графика.
Соперник - Н.Кута



Дуэль вторая. Тема "Природа и архитектура", (на первом месте должна быть природа), материал - любой.
Соперник - Baverly.



Дуэль третья. Тема "Праздность", материал - любой.
Соперник - Сонный Кис.

Зы: поскольку праздность - один из смертных грехов, изображено Стигийское Болото, 5-й круг Ада, где томятся ленивые и праздные.



Дуэль четвертая. Тема - "Поиск, в абстрактном смысле", материал - краски.
Соперник - haky.



Дуэль пятая. Тема - вампирическая, "Живущий в последний раз", без привязки к одноименному роману Г.Л.Олди, материал - любой.
Соперник - Liliya re Niene.

ЗЫ: опять же, не хочу оскорбить ничьих религиозных чувств, сие есть вольная вариация, которую не следует принимать всерьез.



Эх.... славное было время)

@музыка: ....я бросаюсь в реку времен....

@настроение: ностальгическое

@темы: арт, миката, дуэли-конкурсы

---

Wall Paint

Чогт, сколько не смотрю, а эта вещь все так же выносит мне моск. Но качественно выносит. Рекомендую всем любителям сюра, настенной живописи, психоделики итп. Грузится, правда, зараза долго, зато оно того стоит!**

www.youtube.com/watch?v=uuGaqLT-gO4

Э., загляни, тебе как ценителю это может понравиться)

@музыка: **...........

@настроение: ....и качается фонарь под глазом....

@темы: креатив, трава

---

Ска_ка 2

Сад стеклянных деревьев

продолжение

V. Птицы, Плащ и Эй
Во время полета Мартин рассказывал Яиненмосу о своей миссии, о том, как все началось, как он попал в стеклянный сад и как встретил там Капризулю. Рассказывая это, Мартин вдруг сам удивился, как много всего интересного с ним случилось.
- Значит, ты вызвался спасти наш мир? – удивился Яиненмос. – Это очень странно. Чтобы не-стеклянный человек жертвовал всем ради стеклянного мира... Ты удивительно смелый, Мартин.
- Я вовсе не смелый, - отзывался Мартин, чувствуя, как пылают уши. Яиненмос Яри был гордой свободной птицей, он очень высоко ценил моральные качества человека, и уже несколько раз говорил Мартину такие вещи, вроде: «это очень храбрый поступок» или «это очень благородно». Мартин всякий раз краснел и отнекивался, но в глубине души был очень рад, что Яиненмос Яри так ценит его старания.
Они долго летели над полем вдоль реки, но когда полетели над лесом, в небо взвилась стая маленьких птиц, но их было так много, что небо потемнело от их мельтешения.
- Чужак! – кричали они надрывно. – Чужак! Чужак! Не-стеклянный!
Мартин крепче прижался к Яиненмосу.
- Они не дадут нам пролететь, - сказал Яиненмос Яри. И не успел он закончить фразу, как огромная туча стеклянных птичек атаковала его и Мартина. Тот еле успел прикрыть рукой красный клевер. Птицы стали клевать их, и острые жала коротких клювов больно били Мартина в спину, в плечи и в ноги. Они пытались сбросить его с Яиненмоса, а Мартин что есть сил цеплялся за перья Яри, царапая руки о жесткое стекло. В конце концов, тот пошел на снижение, планируя над самыми деревьями.
- Приготовься, Мартин, - предупредил он. – Нам придется опуститься на землю.
Он нырнул в лес, послышался звон ломающихся стеклянных ветвей, и, в конце концов, Яиненмос приземлился на небольшую поляну.
- Яиненмос, они же маленькие птички и могут пролететь между ветками! – сказал Мартин. – они все равно нас заклюют!
- Лес защитит нас, - спокойно ответил ему Яиненмос. – Во всяком случае, на какое-то время. Ты просто слишком заметен. А еще несешь на груди красный цветок. Ничего удивительного, что они атакуют. Придется часть пути идти пешком.
И они пошли сквозь лес. Мартин не мог идти босиком по стеклянной лесной подстилке, поскольку тут же обколол ступни. Поэтому Яиненмос снова взял его на спину, и Мартин, держась руками за шею птицы, старался привыкнуть к неровностям пешего перемещения. Над ними плотным куполом сцепленных вместе ветвей и листьев возвышался лес, и птицы щебетали где-то высоко в его кроне, но не пытались атаковать.
Яиненмос вскоре устал. Все-таки он был летающей птицей и к долгим прогулкам его тонкие ноги с хищными острыми когтями не были предназначены. После отдыха они попытались снова подняться в небо. И тут же были атакованы щебечущей тучей. Пришлось опять спускаться. Трижды Яиненмос старался вырваться в полет, но ему не давали. Пичужки были маленькие, размером с обычного воробья, но их было очень много. Продолжать путь так было опасно, а идти Яиненмос больше не мог. К тому же стало темнеть. Надвигалась ночь.
Мартин уговорил друга сделать ночной привал. Сам Мартин уже привык к ночи в стеклянном саду и нисколько не боялся ее, но Яиненмос был горной птицей, и почти никогда не был в лесу, поэтому ему было неспокойно. Но вскоре он уснул под деревом, спрятав свою могучую голову под крыло, а вот Мартин заснуть не мог. Ему очень не нравилось то, что маленькие птицы не дают им лететь над лесом. Так он будет добираться очень долго и не найдет Юю, или будет уже слишком поздно. Потому Мартин стал думать, как сделаться менее заметным, чтобы птицы не клевали их и дали лететь по небу. И придумал. Оглядевшись в поисках нужного материала и найдя его, он решительно встал. До утра у него было много работы.
Когда Яиненмос проснулся, Мартин уже почти закончил. На его руках было много порезов, но Мартин был рад своему успеху. У него получилось.
- Смотри! – сказал он Яиненмосу. – Смотри, что я придумал!
На земле перед Мартином лежал плащ из стеклянных листьев. Листья, сплетенные в ряды, больше всего напоминали чешую какого-нибудь сказочного дракона.
- Я соединил их вот этими стебельками! – принялся объяснять Мартин. – Я заметил, что эти стебельки не ломаются, а гнутся, как проволока, и они здесь кругом растут! А листья собрал с земли и деревьев, но я не много. А еще там были жуки! Ты ешь жуков? – и Мартин протянул Яиненмосу пойманных за ночь стеклянных насекомых. Он уже вдоволь налюбовался ими при свете звезд, но потом ему показалось, что Яиненмос может быть голоден. В самом деле, должна же эта птица чем-то питаться? Сам Мартин не чувствовал голода.
- Это очень любезно с твоей стороны. Спасибо, - сказал Яиненмос и с видимым удовольствием принялся клевать жуков, пока Мартин объяснял ему особенности узелков и креплений, которыми он сцеплял листья.
- Ты очень талантлив, - в завершение его рассказа произнес Яиненмос. – И очень сообразителен. Может, поэтому тебе и приснился этот сад – никто, кроме тебя, возможно, не смог бы ему помочь.
Мартину показалось, что Яиненмос улыбается – так потеплели его черные глаза. Мартин смутился. Он не знал, как бы вели себя на его месте другие мальчики, но это было и не важно, ведь здесь не было никого, кроме него. А значит, он будет делать все, что может, чтобы этот сад жил. И сад, и Юя, и Яиненмос. И даже те маленькие птички, что так больно клюются, зато так красиво сияют на солнце.
Когда Мартин облачился в свой плащ, стянув его завязками у шеи, Яиненмос еще раз попробовал взлететь. И на сей раз птицы рванулись к ним, но атаковать не стали, а вскоре и вовсе рассеялись по небу. Путь был свободен.
- Получилось! – перекрикивая ветер, восторженно сказал Мартин.
- Не могло не получиться, - прозвучал у него в голове голос птицы Яри. И в этом голосе слышалась неприкрытая гордость.
Над лесом они летели еще долго, и Мартину даже удалось ненадолго уснуть, крепко держась за перья могучей птицы. Когда он снова открыл глаза, они летели над морем. Внизу расстилалась почти сплошная водная гладь.
- Море? – удивился Мартин.
- Великое море, - отозвался Яиненмос. – Великое и беспощадное. Долго придется лететь над ним. Не все птицы переживают этот перелет.
Мартин вздрогнул.
- Ты выдержишь? – спросил он Яиненмоса.
- Выдержу, - спокойно отозвалась птица. – У меня есть цель. И у меня есть долг.
Мартина эти слова царапнули, как кошачьими когтями по сердцу. Ему почему-то сразу стало неуютно на спине Яиненмоса, как-то неловко. Ему не хотелось думать, что мудрая могучая птица несет его из чувства долга, а не потому, что Яиненмосу хочется помочь Мартину. Чтобы отвлечься от тяжелых мыслей, он стал смотреть на воду. И вскоре ему стало казаться, что он видит маленьких рыбок, мелькающих у самой поверхности воды. Он прогнулся немного, совсем немного, чтобы получше их рассмотреть, и едва не соскользнул со стеклянной спины Яиненмоса, в последнюю секунду вцепившись в него мертвой хваткой. И удержался, только заметил, как красная вспышка летит к воде. Ключ! Он уронил ключ!
Не соображая, что он делает, Мартин прыгнул в воду. Благо, ключ еще не успел опуститься вглубь, и Мартин с третьей попытки донырнул до него и схватил, сжав в руке. И только когда вынырнул, хватая ртом воздух, понял, что ситуация куда хуже, чем казалась.
- Мартин! – в испуге кричал Яиненмос, бессильно кружа в небе вокруг него. – Что ты наделал?! Я не могу вытащить тебя из воды!
И Мартин понял – не может. Яиненмос – птица, ему нельзя мочить перья, иначе он не сможет взлететь и камнем уйдет на дно. А вокруг было только море, и волны, которые накатывали одна за другой, и все труднее было удерживать голову над поверхностью. И стеклянный плащ тянул его вниз. А вода была очень холодной, у Мартина стали неметь ноги, пока их не свела судорога. Тогда водная гладь сомкнулась у него над головой, и он слышал сквозь холодную пелену, как надрывно кричит Яиненмос, заливисто, по-птичьи, и не может до него докричаться. Мартина тянуло вниз, и вскоре он даже перестал видеть очертания могучей птицы, а воздуха отчаянно не хватало, и он понял, почему вода стеклянная – она затягивала, как желе. Темнота сгущалась все сильнее, и в грудь давила тяжесть. Воздуха! Пожалуйста, хоть глоток воздуха!..
Через какое-то время Мартин ощутил, что больше не тонет. Более того, он дышал. Но все еще было холодно, и потому он решился робко приоткрыть глаза. Оказалось, что он лежит на темной матово-стеклянной площадке. Понять, на чем же, Мартину никак не удавалось. Плита? Мель? Остров? Вскоре Мартин понял, что он на этой плите не лежит, а плывет – площадка двигалась. А еще ее края колыхались медленными упругими движениями, словно площадка махала крыльями, и, обернувшись, Мартин увидел гибкий тонкий гребень длинного хвоста, взрезающий волны. Тогда сомнений не осталось – скат! Мартин плыл на спине огромного ската, размером с их школьный спортзал.
- Это Эй! – сверху донесся до Мартина голос Яиненмоса. – Эй – владыка морских глубин по прозвищу «Птица Моря». Древний повелитель волн.
- Спасибо, что спас меня, владыка моря! - Мартин встал на колени на широкой спине ската. – Но зачем ты сделал это? Ты не боишься меня и красного цвета? И как ты узнал, что я упаду именно сюда?
- Не суетись, мальчик, - донесся до него голос ската, медленный, гулкий и тяжелый, как звук гонга. – Старый Эй нетороплив, потому не может успеть за твоими быстрыми словами.
- Прости меня, Птица Моря, - исправился Мартин, медленно растягивая слова. – Я хочу сказать тебе спасибо за то, что спас меня.
- Это старый Эй должен благодарить тебя, мальчик. Поскольку старый Эй живет во мраке глубин и не чувствует яда ветра, Эй не может влиять на происходящее с миром. Зато старый Эй еще не лишился своей мудрости, поскольку видит сны, и видит себя птицей в этих снах. И там старый Эй совсем не стар, а летает на городом и иногда видит там мальчика, идущего в школу, который очень боится совершать ошибки. Старый Эй видел, как мальчик взялся за опасное дело, как ломал свой страх и шел наперекор себе. И мудрый Эй, просыпаясь уже старым владыкой моря, все равно проникался симпатией к этому маленькому мальчику, который взял на свои плечи наш небесный свод. Который решил помочь миру, и Великому морю, и старому Эю. Поэтому старый Эй решил помочь мальчику чем-то в ответ, и для этого удачно нашлось время и место. Возьми его, Яри. Старый Эй уже действительно очень стар, и быстро устает от разговоров.
Яиненмос плавно опустился на спину ската. Мартину пришлось оставить свой плащ из листьев – он был очень тяжелым и мокрым. И Яиненмос все равно коротко фыркнул, когда мокрый Мартин снова взобрался ему на спину. Взлетая, Мартин увидел сверху полный размер ската, и ему стало не по себе. Но он закричал:
- Спасибо, Птица Моря! Я не подведу тебя!
- Неси свою ношу бережно, мальчик. А ты береги его, Яри. Мальчик дорог тебе, старый Эй чувствует это каждой чешуйкой, но мальчик этого не чувствует. И ему грустно от этого. Не оскорбляй его молчанием, благородный бывший вожак. Иногда молчание бывает больнее любых слов.
И огромный серый скат, медленно взмахивая своими морскими крыльями, исчез в глубине.
- О чем он говорил, Яиненмос? – немедленно спросил Мартин. Яри долго молчал.
- Я очень испугался за тебя, Мартин, - сказал он наконец. – И, наверное, должен извиниться перед тобой. Я не привык выражать словами мои чувства. Потому, возможно, некоторые слова могли обидеть тебя. Я был вожаком северной стаи, Мартин. И все время моего правления я заботился о моей стае. Но еще никто никогда не заботился обо мне. Для меня это ново и очень ценно. Я хочу, чтобы ты это знал.
- Да ладно, - улыбнулся Мартин, крепче обнимая шею могучей птицы. – Это естественно. Мы же друзья.
- Друзья? – удивился Яиненмос. И после паузы продолжил: - Да. Должно быть, так.
И Мартин мог спорить с кем угодно и на что угодно, что Яиненмос Яри улыбался, говоря эти слова.

VI. Маяк, Праздник и Последняя дорога
Они летели еще очень долго. Миновала ночь, затем день, затем еще ночь... Было очень холодно, у Мартина замерзли босые ноги, и пальцев он уже не чувствовал. Мокрая пижама неприятно липла к телу, но Мартин старался себя убедить, что уже очень-очень скоро они прилетят. У Мартина не было врагов, кроме ветра и времени, но эти враги не из тех, кто согласны ждать. Вокруг было только море, и Яиненмосу некуда было приземлиться на отдых. Мартин чувствовал, как могучая птица начинает уставать. Все резче Яри махал огромными стеклянными крыльями, все тяжелее отдавалось дыхание в его груди. Мартин крепче обнял его за шею. Он очень беспокоился за Яри, и уже жалел, что попросил птицу помочь ему. Потому что теперь ему стало казаться, что его просьба может стать гибельной для гордого Яиненмоса. Чтобы немного его отвлечь, Мартин стал рассказывать истории. Всякие, смешные и не очень, про маму, про школу, про суровую учительницу. И это было довольно трудно, потому что Яиненмос не знал, что такое человеческая школа, и Мартин старался ему объяснить на примере птиц, говоря нечто вроде: «Это школа, где птенцов учат летать, и разбираться в жуках и растениях, и как прятаться от хищников, и многому другому. Только птица, которая учит птенцов, очень своенравная, как гусыня...»
Яиненмос слушал, задавал вопросы. Он действительно очень устал, но маленький всадник на его спине, рассказывающий забавные истории, скрашивал дорогу и добавлял сил. И Яиненмос летел.
На исходе второй ночи над морем сгустился туман. Лететь стало почти невозможно, и Мартин чувствовал волнение Яри – Яиненмос очень боялся сбиться с пути. Он все еще летел вперед, но паника отнимала силы, а вокруг стояла сплошная белая пелена. И вскоре Яри стал снижаться, тяжело взмахивая своими огромными крыльями, ничего не видя перед собой.
- Держись, Яиненмос! – умоляюще попросил Мартин, поглаживая шею птицы. – Мы скоро долетим! Пожалуйста, не сдавайся!
И могучая птица из последних сил выровняла полет. Туман, казалось, становился еще гуще, обволакивал их, как плотное белое облако. Мартин знал, что Яиненмос не выдержит долго, но если его покинут силы, он упадет в море и утонет. И даже Мартин ничего не сможет сделать. В надежде он смотрел на свой красный клевер-ключ, но даже алое сияние меркло в белой пелене тумана. Яиненмос спустился ниже, затем еще ниже, и Мартину показалось, что он чувствует холод от воды совсем рядом.
- Не сдавайся! Пожалуйста! – в отчаянье выкрикнул он, когда заметил краем глаза мелькнувший свет. Но тот почти сразу погас. Мартин повернул голову в ту сторону, и свет опять мигнул, и опять погас. И Мартин понял, что это. Свою карту он потерял, но вычерчивал ее достаточно много раз, чтобы вспомнить. Маяк.
- Яиненмос, лети туда! – закричал он. – Там маяк! Лети к свету, мы добрались!
И Яри, собрав последние силы, резко взмахнул огромными крыльями, почти отталкиваясь ими от водной глади, поднялся выше и что есть силы понесся к белому свету, рассекая туман. Впереди из белой пелены проступила высокая башня маяка, сияющая ярким белым светом. Яиненмос опустился на площадку возле маяка, тяжело дыша и отдыхая. Мартин улыбался, гладил птицу по голове, говорил много благодарственных слов, а сам готов был выть от счастья. Они долетели! Они действительно добрались!
До аллеи грифонов было совсем недалеко, и этот путь мальчик и птица прошли пешком. Яиненмос медленно вышагивал рядом на своих стройных длинных ногах, давая отдохнуть уставшим крыльям, а Мартин разминал окоченевшие ноги. Красный клевер сиял в его нагрудном кармане.
Миновав ворота, они ступили на аллею грифонов, и тут случилось странное – распахнулись высокие двери замка и из них стали выходить люди. Женщины и мужчины, богато одетые, стеклянные, блистающие роскошью драгоценных камней и хрусталя. Все они улыбались. И все они приветствовали Мартина, хлопали в ладоши, что-то говорили, одобрительно кивали, вежливо кланялись. А Мартин все никак не мог понять, что происходит.
- Они чествуют тебя, - сказал ему Яиненмос. – Должно быть, они ждали тебя.
- Ждали? – удивился Мартин. И к нему из замка выбежал человек. Он очень суетился и откровенно радовался, и хрустальная корона на его голове ясно давала понять, что к Мартину направляется сам король, отец Юи.
- О, мой мальчик! – громко провозгласил король. – Я так рад приветствовать тебя – героя, спасителя нашего хрустального мира! Мы чрезвычайно счастливы, что ты сумел добраться до нас живым, и принести нам заветный ключ! Позволь же нам предложить тебе кров и угощение, юный герой! Я обнимаю тебя как сына!
И король действительно обнял Мартина. Потом король заметил птицу, и глаза его наполнились слезами восторга. Юя говорила, что ее отец очень любит птиц. Видимо, из-за нее он давно их не видел.
- Думаю, твоему великолепному пернатому спутнику тоже захочется устроиться на отдых, - сказал он с придыханием. – Для меня большая честь принимать в своем замке столь чудесного гостя, о высокогорный Яри.
И король почтительно поклонился Яиненмосу. Тот, как показалось Мартину, даже немного смутился. И под восторженные речи Его Величества Мартин и Яиненмос вошли в замок.
Со всех сторон Мартину кланялись, хвалили, одобрительно хлопали по плечу и просили показать клевер. Мартин же чувствовал себя немного неловко, но в замке было тепло и светло, и он наконец смог согреться. В огромном зале был устроен банкет в его честь. Играла музыка, вокруг толпились хрустальные люди, на длинных столах были расставлены многочисленные блюда с едой. Есть Мартину по-прежнему не хотелось. Зато Яиненмоса угощали рыбой, чему тот был крайне рад. Король старался осыпать всеми возможными почестями Мартина с его клевером, но сам все больше вертелся вокруг большой птицы. Кажется, Яиненмос стал его любимцем.
А Мартину вовсе не хотелось веселиться. Он чувствовал – ничего еще не закончилось, и предстоит самое трудное. А еще здесь не было Юи. Девочки-Капризули, которой он, собственно, и нес свой цветок. И Мартин пошел ее искать. Вокруг гремела музыка, люди праздновали, смеялись, а Мартин шел от них, пока не нашел черный ход. И вышел в сад.
Он снова спускался по ступенькам, как и всегда. И за спиной гремела музыка, отголоски праздника в его честь, во славу победителя и спасителя, но на котором ему совсем не хотелось веселиться. И его встретил тихий, изумительно красивый сад стеклянных деревьев. До рассвета оставалось немного времени, но звезды еще не погасли. И там, в саду, была Юя. Она вышла ему навстречу. Мартин понял, что очень волнуется, дрожащими руками вытащил клевер и протянул его девочке.
- Вот, - сказал он. – Я пришел. Я выдержал. Я принес тебе ключ.
Юя, не говоря ни слова, взяла из его рук стеклянный цветок, и он засиял ослепительно-красным, как и ее сердце. Она подняла на него глаза и улыбнулась. В глазах ее стояли слезы. Мартин не понял причины этих слез.
- Да, ты пришел. Спасибо!
И вдруг Юя порывисто обняла его стеклом своих тонких хрустальных рук. Мартин замер. Она отстранилась и поместила клевер в его нагрудный карман, на прежнее место.
- Теперь все будет хорошо, - сказала она. – Нам осталось последнее. Я тебя проведу и исполню долг своего рождения. Не спрашивай ни о чем, я давно к этому готова. Только жаль, что я так и не увидела птиц...
- Ты можешь увидеть! – Мартин взял ее за руку. – Пойдем, я познакомлю тебя с Яиненмосом! Он очень умный, и не боится красного света! Тебе он понравится, вот увидишь.
И повел ее в замок. Юя, удивленно хлопая глазами, шла за ним. Праздник был в самом разгаре, но когда появилась Юя, все стихло. Даже музыка смолкла. Все замерли и смотрели на Яри. Но Яиненмос не впадал в ярость или страх, оставшись стоять на прежнем месте.
- Яиненмос, это Юя, - представил ее Мартин своему пернатому другу. – Девочка, которая вместе со мной спасает сад.
- Рад приветствовать принцессу, - Яиненмос склонил голову в знак уважения. И Юя сделала к нему шаг, затем еще шаг. Яри не атаковал. Столько времени проведя с Мартином, Яиненмос перестал бояться красного цвета. И Юя подошла совсем близко, подняла руку и погладила могучую птицу по голове. В тишине зала было слышно, как пораженно ахнули придворные, как всхлипнул от счастья король, снова заиграла музыка, и веселье вернулось. И Мартин понял, что можно. Вот теперь можно веселиться, хоть до самого утра.
С рассветом король сделал важное объявление:
- Сограждане, мы собрались здесь для того, чтобы проводить в Последнюю Дорогу нашего спасителя и мою дочь! Пожелаем им удачи в их нелегком деле. Юя, милая моя, я надеюсь, что хорошо подготовил тебя к твоей миссии. Соверши ее достойно!
- Да, отец, - кивнула Юя. Она казалась грустной, и совсем ничего торжественного не было в ее виде. Скорее наоборот. Король говорил еще много восторженных торжественных речей, рассыпался в благодарностях и предложил Мартину все, что он только захочет. Мартин подумал и ответил:
- Мне ничего не нужно. Но у меня есть просьба, если не возражает мой друг – я хотел бы, чтобы вы позаботились о Яиненмосе. Моему другу некуда возвращаться, пусть же этот замок будет тем местом, куда он сможет возвращаться, как домой.
- Конечно, я разрешу ему прилетать сюда, и его всегда будет ждать здесь ночлег и еда, - сказал король. – Может быть, придет день, когда такая умная гордая птица согласится остаться при моем дворе в качестве советника и верного помощника. Что скажешь, великая птица Яри?
- Думаю, этот день наступит, - кивнул Яиненмос. – И наступит вскоре, когда я пойму, что простор неба слишком пуст, и мне в нем одиноко. Тогда я с радостью приду к людям. А за кров и еду я буду благодарен всегда.
Яиненмос посмотрел на Мартина. И тот остро почувствовал – пришло время попрощаться с другом. И от этих мыслей у Мартина на глаза навернулись слезы. Он подошел и обнял за шею могучую птицу.
- Спасибо тебе за все, Яиненмос! – сказал он. – Я буду очень по тебе скучать!
- И тебе спасибо, Мартин. Я тебя не забуду. Не плачь из-за расставания. Можно, я буду сниться тебе?
- Но как?.. Если я уйду...
- Я птица, - ответил Яри. – И умею летать не только наяву, но и во снах. Ветра в крылья твои, друг. Я не стану прощаться, поскольку верю, что мы вскоре еще увидимся.
Мартин улыбнулся и кивнул. Он был уверен, что встретит Яиненмоса. И обернулся к Юе. Та тоже попрощалась с Яиненмосом, погладив его стеклянные перья, прежде чем король горячо обнял их и пожелал удачи. Их провожали до самых ворот по аллее грифонов, им махали вслед и что-то кричали. У самых ворот Мартин обернулся. За толпами придворных, королем, Яиненмосом, замком светился его любимый стеклянный сад. «Скоро ты будешь в безопасности, - подумал Мартин и добавил, - обещаю». И Юя, улыбнувшись своим родным на прощание, положила его руку на красное сияние в своей груди.

VII. Сердце, Дверь и Пробуждение
Мартин и Юя снова стояли на поле фиолетовой травы. Там, где все началось. И выл ветер, пахнущий бензином и гарью. И далеко впереди виднелась распахнутая железная дверь.
«Мне надо закрыть ее, - понял Мартин. – Моим ключом».
- Нам нельзя разжимать рук, - сказала Юя. – Если отпустишь мою руку, дверь исчезнет.
- Хорошо, - кивнул Мартин.
И, взявшись за руки, дети направились к двери. Идти нужно было долго, Мартин шагал осторожно, чтобы не обколоть босые ноги, и не сразу заметил, что Юя слабеет. Даже не так – она становится совсем прозрачной.
- Что с тобой?! – испугался Мартин. Но она только головой покачала.
- Ничего, так и должно быть. Идем.
И они опять пошли, но теперь Мартин не сводил с нее глаз. Казалось, с каждым его шагом Юя тает. Только сердце ее по-прежнему горит так удивительно ярко... И вскоре он не выдержал.
- Все, стой! – сказал он. – Тебе нельзя идти дальше! Я справлюсь один, а тебе нужно вернуться, иначе совсем пропадешь!
- Ничего, - сказала Юя и грустно улыбнулась. – Я для этого родилась.
- Что? – Мартин остолбенел.
- Я единственная, кто может видеть дверь, - сказала она. – Но ни один из стеклянных не может подойти к ней. Только не-стеклянный мог бы сделать это, и мой долг по праву рождения – сопроводить его до двери и помочь закрыть ее.
- Значит, если ты пойдешь дальше... ты умрешь?
- Я не знаю, - призналась Юя. – Но я этого не боюсь. Это не так страшно, как разбиться на миллион осколков.
- Юя! – Мартин схватил ее за плечи. – Ты что... Ты же рассказала мне, как вырастить ключ! И вела меня сюда все это время для того, чтобы я погубил тебя?! Я своими руками вырастил твою смерть! Почему ты не сказала?
- А ты бы взялся спасти наш мир, если бы знал, что я из-за этого исчезну? – спросила она. Мартин замолчал. Потом отрицательно качнул головой.
- Вот то-то! – удовлетворенно сказала Юя, в голосе которой прорезались прежние повелительные нотки. – Так что хватит! Ты не плакса! Даже я этого уже не боюсь, а ты не должен бояться тем более! Ты же любишь сад, верно? И я его люблю. И папу, и Яиненмоса Яри, и все то, что меня окружает. И мне совсем не жаль отдать за это самое дорогое, что у меня есть. Как и тебе, верно ведь?
- Верно, - кивнул Мартин. – Но...
- Никаких «но»! Пойдем!
И она уверенно зашагала к двери, таща Мартина за собой. Но Мартин чувствовал – она храбрится, а на самом деле ей очень страшно. И совсем не хочется исчезать. Но он шел. Потому что не знал, как поступить иначе.
- Я тебя попрошу сделать мне одолжение, - сказала Юя, обернувшись. Мартин так задумался над выбором другого пути, что не заметил – она стала совсем прозрачной, как призрак. – Когда я исчезну, ты возьмешь мое сердце и пойдешь дальше. С его сиянием дверь должна быть тебе видна. И спасибо тебе за все.
- Юя! – крикнул он в отчаянье, но налетевший поток городского ветра развеял призрачное сияние, словно его и не было никогда. Только упал в фиолетовую траву красный драгоценный камень, пульсирующий ярким светом. У Мартина подкосились ноги, он рухнул на колени, стараясь справиться с горячими слезами. До двери оставалось совсем недалеко, и нужно было закончить начатое. Разумеется, как только Юя растаяла, дверь исчезла. Вытащив из кармана свой цветущий четырехлистный клевер-ключ, Мартин дрожащими руками поднял и спрятал в этот карман драгоценное сердце Юи. И дверь снова появилась впереди. Мартин уверенно направился к ней.
А дверь была самой обыкновенной. Из темноты за ней даже слышались звуки города, шум толпы, гудение машин, голоса людей. В прошлый раз этого не было... Город подступил уже совсем близко. И нельзя было пропустить его сюда. Мартин уверенно вышел за дверь в темноту, закрывая ее за тяжелую металлическую ручку снаружи. Но когда дверь закрылась, он понял, что сердце Юи и его ключ освещают ему замочную скважину. И по щекам Мартина потекли предательские слезы.
Он прощался с любимым миром. Он обещал своему любимому саду, что тот будет в безопасности. А для этого его придется запереть от внешнего мира. И от себя самого. Навсегда. Мартин решительно вставил ключ в замочную скважину, и услышал, как при повороте хрустнул, переламываясь, стеклянный стебель. Все верно. Его мир спасен.
Красный свет от клевера померк.
Мартин открыл глаза.
Он обнаружил себя в больничной палате. Видимо, он проспал так долго, что мама вызвала доктора, который отвез его в больницу. Мама, наверное, волновалась... Повернув голову, Мартин увидел ее. Она дремала рядом на стуле, завернувшись в пуховый платок.
- Мама, - позвал он. Мама сразу проснулась, и едва не задушила Мартина в объятиях, радуясь, что он наконец проснулся. Мама действительно очень беспокоилась - он не просыпался целых три дня, и она с ума сходила от страха, а врачи разводили руками... Мартин улыбался, старался ее успокоить, твердил, что с ним все в порядке, ничего не болит и он хорошо себя чувствует. Он старался всячески показать, что с ним действительно все хорошо, хотя на душе его было очень тоскливо. Но грела мысль о том, что сад его теперь в безопасности.
Вошел доктор, тоже обрадованный пробуждением Мартина. А за доктором... а за доктором в палату вошла Юя. Обычная, не-стеклянная девочка в теплом синем платье, длинные светлые волосы собраны в хвост, синие глаза хитро улыбаются. Но это была она! Это была Юя!
- Юя, - выдохнул Мартин.
- Юя? Нет, я Юля! Забыл уже? – надменно сказала девочка. – Не надо коверкать мое имя! Вот назову тебя Мартын, будешь знать!
И она подмигнула Мартину. Тот улыбнулся. Это действительно была она.
- Твоя гостья никому тут покоя не давала, - сказал доктор, ставя Мартину градусник. – Всех спрашивала, как ты, да когда проснешься, и навещала через каждый час. Очень организованная особа.
Юя на это только гордо вздернула носик.
- Да, просто умница девочка, - мама улыбнулась ей. Кажется, Юя ей очень понравилась. Доктор еще осмотрел Мартина, измерил ему давление и температуру, убедился, что все в порядке и пообещал сегодня же отправить домой. Мартин еле дождался, когда взрослые покинут палату.
- Ты жива! – счастью Мартина не было предела. – Ты спаслась! Но как?
- Ты же вынес меня в своем кармане, герой! - весело сказала Юя.
- Я так рад! Я тебе тут все покажу! – Мартин ненадолго задумался и спохватился: - А как же твой папа? Он же будет скучать!
- Я буду сниться ему, - сказала Юя. – Так уж получилось, что я обитаю в двух мирах сразу, поэтому могу навещать его во снах.
Мартин вспомнил про тот мир, про сад, про свои сны и улыбка его погасла. От горечи перехватило дыхание.
- Что с тобой? – спросила Юя.
- Я буду очень тосковать по саду, - отозвался Мартин.
- Не переживай. Все поправимо, - улыбнулась Юя и полезла в карман. Вытащив руку, она разжала кулак и Мартин увидел горсть маленьких стеклянных семечек. – Теперь мы можем вырастить собственный сад, Мартин. Свой сад стеклянных деревьев.

Конец.

К слову, Яри (то бишь местный аналог птицы-секретарь) энциклопедически выглядит вот так -



Надо будет его как-нибудь нарисовать в стеклянном вариантеТТ Вообще тут друг сказал, что было бы классно фильм по этой сказке забабахать, не столько из-за сюжета, сколько посмотреть на стеклянных птиц, людей, насекомых и прочее, и как все это двигается, да еще и со спецэффектами...) Не Джеймс Кэмерон, конечно, но, может, было бы и правда круто...

@музыка: сказки на засыпку

@настроение: ~

@темы: тексты, дуэли-конкурсы

---

Ска_ка

Гм, ну, то бишь сказка. Та самая, конкурсная. Мне тут вовсю твердят, что не детская и прочее, но это надо проверить на практике... Где бы взять подопытного ребенка 5-8лет?....

Сад стеклянных деревьев

скаzzzzка

I. Сад, Сон и Капризуля
Мартину недавно исполнилось девять лет. Так же, как и другие дети, он ходил в школу, и так же, как и другие дети, не очень ее любил. Нельзя сказать, что Мартин чем-то особенно отличался от своих ровесников. Он не выделялся в толпе, носил ту же школьную форму и обычную короткую мальчишескую стрижку. И оценки в школе у него были не хуже и не лучше, чем у других – как повезет, мог и пятерку получить, и тройку схлопотать. Обычный мальчик.
Сам Мартин тоже думал, что он обычен. Даже слишком. У него не было серьезных увлечений, он не собирал наклейки с фишками и не любил физкультуру – не мог долго бегать, быстро уставал. С другими мальчишками, что из школы, что из дворовой компании, он не водился, из-за чего его считали чудаковатым или слишком стеснительным. Хотя Мартин не стеснялся и не был робким. Единственным страхом его был страх совершить ошибку, и страх этот был единственной силой, против которой Мартин почти не мог бороться. Если предстояло на физкультуре прыгать в длину, или идти к доске отвечать, внутри у Мартина все сжималось, дрожали руки и потели ладони. Потому и думали, что он застенчив и робок, и часто дразнили «хлюпиком» или «плаксой». Это было очень обидно, потому что в школе Мартин никогда не плакал, даже когда разбивал коленки.
А еще Мартин не мог представить себя героем. Не мог понять и мальчишек, которые взахлеб читали комиксы и мечтали, что когда-нибудь вот так же выйдут на борьбу со злом и будут спасать мир. Мартин этого представить себе не мог. Вот рыцари – сильные, мужественные, герои... вот злые драконы, враги, опасности и приключения. И он, Мартин – обычный мальчик без всяких суперсил. Даже без врагов и драконов. «Это не про меня», - думал он часто. И от этого почему-то становилось грустно. Ему очень часто становилось грустно. Особенно из-за мамы.
Мама Мартина была воспитательницей детского сада. Она была очень хорошей, и почти не ругала за плохие отметки. Правда, мама очень любила сравнивать Мартина с другими детьми, постоянно говорила, у кого отметки в школе выше, кто вежливей себя ведет, кто опрятнее выглядит... Мартину было немного обидно это слышать. Любой собственный подвиг, который казался Мартину настоящим геройством – вроде первой собранной модели корабля – казался маме абсолютно обычным. А вот какой-нибудь мальчик из второго подъезда делает таких потрясающих воздушных змеев... И Мартин быстро оставлял свое увлечение. Ему было досадно оттого, что мама так говорит. Мартин очень любил маму, но вот иногда, самую капельку, ему казалось, что мама его не любит.
Папа Мартина был водителем дальних перевозок. Он редко бывал дома, а если и бывал, то делал всегда одно и тоже – привозил Мартину подарки, трепал по голове и громко радостно восклицал: «Надо же, как ты вырос!». Мартин любил папу, но из-за того, что папа редко бывал дома, Мартин не знал, о чем и как с ним разговаривать.
И хотя из всего перечисленного состоят очень многие мальчики, может быть, даже ваши друзья и соседи, у Мартина было то, что в корне отличало его от других. У него была Тайна. Настоящая, секретная, нежно хранимая у самого сердца. Тайна Мартина заключалась в его сновидениях. Он часто видел один и тот же сон. Сон о саде стеклянных деревьев.
Сон начинался всегда одинаково: Мартин выходил из какого-то замка, видимо, через черный ход. За спиной его был замок, или очень-очень большой дом. И в этом доме был праздник, горел свет, слышалась музыка, голоса и смех. Но Мартину совсем не хотелось веселиться. Поэтому он выходил в сад, где стояла ночь. Эта ночь была прохладной и очень светлой, на небе сияли звезды, целые скопления, галактики - больше, гораздо больше, чем Мартин когда-либо видел. Наверное, еще светила луна, но Мартин не мог найти ее на небе. Просто знал, что она есть, потому что только ее свет мог так освещать этот странный сад.
Мартин спускался по ступенькам и медленно шел вглубь сада. Здесь не было травы, а прозрачные деревья переливались, словно были выточены из горного хрусталя, и сквозь стеклянную кору можно было увидеть, как струится внутри сияющий серебристый сок. Деревья были живыми, они росли как настоящие, но по совершенно непонятным Мартину законам. Единственное, что он знал – он еще никогда не видел такой изумительной красоты.
Мартин бродил, прикасаясь ладонями к прохладным гладким стволам. Ему здесь было хорошо и так тепло на сердце, что он часто думал, что именно это люди и называют любовью – так нравился ему этот сад, что он задыхался от нежности, касаясь руками стеклянных ветвей. Легкий ночной ветер, ероша волосы Мартина, трогал листья, и от его дуновения они тихонько мелодично звенели. Небо постепенно светлело, и в воздухе чувствовалась свежая сырость утра, сад вокруг был огромным, и Мартин понимал, что не прошел даже половины, даже трети этого странного удивительного места. А солнце уже всходило, его первые лучи высвечивали стекло, и сад вспыхивал радужным пожаром. Мартин был насквозь пронизан этим сиянием, и ему было так хорошо, что одна только мысль прерывала радость: «Как жаль, что мне это только снится…».
От этой мысли Мартин всегда просыпался. И потом, собираясь в школу, еще долго обдумывал, вспоминал и откладывал в памяти то, что видел.
Так продолжалось довольно долго, но однажды осенью он простудился и заболел. Сначала был просто кашель и насморк, но становилось все хуже и хуже, и, укрытый неприятно жарким одеялом, Мартин лежал в кровати в полубреду. Мама суетилась с лекарствами, заваривала чай, капала Мартину в нос неприятные капли, от которых жгло в горле, через каждые двадцать минут ставила ему градусник, а потом хмурилась и качала головой - видимо, жар был действительно сильным. В конце концов, мама заставила его выпить какой-то противный горячий напиток с лимонным вкусом, и принесла еще одно одеяло. И это помогло. Мартин даже не заметил, как крепко заснул.
Все повторялось - так же, как всегда. Он вышел из гремевшего праздником замка в сад стеклянных деревьев. Но теперь здесь почему-то гораздо отчетливей чувствовалась прохлада ночи и ветер. Мартин протянул руку и отломил веточку. Она сначала прогнулась, а затем переломилась с тихим хрустальным звоном. Мартин вздрогнул – он еще никогда не позволял себе здесь ломать ветки и рвать цветы... А вдруг его будут за это ругать? Или еще хуже –больше не пустят в сад! Положив веточку на землю, Мартин быстро пошел, а затем побежал прочь от замка. Бежать оказалось очень легко, дыхание не сбивалось, и Мартин ускорил бег. Он бежал вглубь сада, ему хотелось успеть до утра увидеть как можно больше, и он не заметил, что шума замка больше не слышно. А вскоре он выбежал на берег небольшого пруда и в изумлении остановился. Мартин никогда еще не видел в саду чего-то кроме деревьев, кустов и цветов. А здесь... вода. А чуть поодаль – стеклянные камыши. А на поверхности воды – широкие стеклянные листья кувшинок. Хотя самих цветов нет, наверное, не сезон.
Вода была кристально чистой. Мартин присел на корточки и опустил в нее руку. Вода казалась обычной водой – холодной и мокрой. От прикосновения по ее поверхности пошла рябь, искрящаяся тем же радужным блеском, что и стекло деревьев. «Стеклянная вода, - подумал Мартин. – Интересно, а на вкус она какая?»
И он зачерпнул воды в горсть, и только поднес к губам, как вдруг раздался звонкий, резкий девичий голос:
- Не вздумай это пить! Ты что, отравиться хочешь?!
Мартин от неожиданности опустил ладони, расплескав воду. На другом берегу стояла стеклянная девочка.
На вид ей было лет десять. Во всяком случае, она была очень похожа на ровесницу Мартина. В отличие от стекла деревьев, кожа незнакомки была матовой, как запотевший бокал. Волосы у нее были длинные, белые, с радужными переливами, и матово светился сарафанчик в хрустальных кружевах... Только глаза были ярко голубые, блестящие и удивленные. Но еще ярче у нее в груди билось сквозь стекло пульсирующее красное сияние. Оно угасало и вспыхивало, становясь из бледно-розового ярко-алым. «Сердце», - понял Мартин. И невольно смутился оттого, что может видеть сердце девочки. Проследив его взгляд, она прикрыла сияние ладошкой.
- Не смотри! – строго сказала она, так строго, что Мартин сразу отвел взгляд. Но не смотреть на девочку было выше его сил, и он поднял глаза.
- Кто ты? – спросила девочка все тем же высокомерным тоном.
- Я Мартин, - сказал Мартин. - А как тебя зовут?
- Я – Юя, - представилась девочка. Мартину показалось, что он не расслышал.
- Юя? – переспросил он. – Тебя так зовут? Но таких имен не бывает... Может быть, Юля?
- Нет, Юя! – упрямо сказала девочка. – Это мое имя. И я не давала тебе право его коверкать! Вот возьму и назову тебя Мартын или Матрин! Будешь знать!
«Вредная какая, - подумал Мартин, и точно для себя решил: – Капризуля»
Так обычно мама называла капризных девочек в детском саду. А девочка напротив, хоть и не была детсадовского возраста, зато очень соответствовала прозвищу.
- Зачем ты хотел пить эту ужасную воду? – продолжала она, все так же прикрывая ладошкой бьющееся алое сияние, которое все равно тускло просвечивало сквозь стекло ее матовой кожи.
- Я... – Мартин замялся. – Да так просто... попробовать хотел...
- Попробовать хотел! – то ли ахнула, то ли фыркнула Капризуля. – Да любой человек знает, что в воде полно микробов! Это может значить только то, что ты – двоечник!
Пока она все это говорила, Мартин вспомнил мультик про Буратино. Мальвина в этом мультике тоже так разговаривала, высокомерно и поучительно. От этого сравнения Мартин улыбнулся.
- Чему это ты улыбаешься? – возмутилась девочка. – Что тебя так рассмешило?
- Ничего, - сказал Мартин, но признался: – Я просто подумал, что ты похожа на Мальвину.
- На кого? – от удивления Капризуля даже забыла о высокомерном тоне и захлопала стеклянными ресницами. Затем внимательно всмотрелась в Мартина - так пристально, что ему стало неловко. А потом нахмурилась, что было очень забавно на лице маленькой девочки.
- Мартин... – повторила она медленно, едва ли не по слогам. Мартину еще показалось, что она за время разговора впервые обратилась к нему по имени. И вдруг ахнула, отступив на шаг назад и прикрыв рот ладошкой.
- Что, что такое? – испугался Мартин. Она чуть двинулась назад, словно хотела отпрыгнуть от озера и убежать, но вместо этого пораженно выдохнула:
- Ты – не-стеклянный!
- Ну да... – виновато пожал плечами Мартин. – Не стеклянный. Обыкновенный. Но кричать-то зачем?
- Как ты сюда попал? – девочка, видимо, уже немного успокоилась, но все равно выглядела напряженной. «Она боится меня? – удивился Мартин. – Боится только потому, что я – не стеклянный?»
- Я сюда пришел, - сказал Мартин. – Я вышел из замка в сад стеклянных деревьев. И пришел сюда.
- Как ты мог сюда прийти? – продолжала спрашивать девочка. Мартин совсем не понимал, чего именно она от него хочет, и что он сделал не так. – Как ты попал в замок?
- Не знаю, - Мартина начинало злить такое количество вопросов. – Я сюда попал потому, что уснул! И все это мне снится!
На этом месте он умолк, потому что ничего не случилось. Он не проснулся, как это случалось раньше, и тень тревоги закралась Мартину в душу. Девочка замерла, словно обдумывала его слова, а потом закричала:
- Ты сумасшедший! Тебе нельзя здесь быть! Уходи! Просыпайся! Сейчас же!
- Я никакой не сумасшедший! – возразил Мартин, - Это ты кричишь на меня, хотя я тебе ничего не сделал! И я часто сюда прихожу! И часто тут гуляю! И буду сюда приходить, поняла?! Это МОЙ сад! Это МНЕ он снится! И ты мне снишься, но ты – вредная Капризуля, и тебя я во сне видеть больше не буду! И ты исчезнешь! Да!
- Дурак! – крикнула она и побежала к нему по берегу. В голосе ее Мартин расслышал страх, и это испугало его. – Это ты исчезнешь, если не проснешься! Навсегда! Тебе нужно вернуться! А ну просыпайся! Немедленно!
Она уже стояла напротив, тяжело дыша от бега, сжимая руки в кулачки, и совершенно забыв прикрыть трепещущее красное сияние. Оно билось, словно отсчитывая секунды, вспыхивало и гасло, вспыхивало и гасло...
- Я... я не могу, - сказал Мартин уже тише. – У меня не получается. Я уже давно должен был проснуться, но ничего не выходит.
- Неприятность на мою голову! – фыркнула она и схватила его за руку. – Держись!
И положила его руку на алое сияние. Ладонью Мартин ощутил тепло. Красный свет вспыхнул вокруг, завыл ветер, и закружилась голова. Кажется, они летели, но он не был в этом уверен – все вокруг рябило, мелькало, и пришлось закрыть глаза. А когда свет снова вспыхнул – они стояли где-то совсем в другом месте, и под ногами вместо берега была странная фиолетовая трава. И воздух... воздух совсем другой. И ветер. Сильный, порывистый. Ветер, который пах бензином, духами, пекарней и свежей краской... такой знакомый запах города. Мартин посмотрел на Капризулю. Ей было очень плохо. Она тяжело дышала и закрывала ладошкой нос и рот, синие глаза заволокло слезами. Его руку она не отпускала.
- Туда смотри! – хрипло сказала девочка, кивнув вперед. Мартин обернулся и замер – впереди была дверь. Недалеко, около ста шагов. Прямо в поле фиолетовой травы, заросшая вьюном и виноградом, открытая настежь обычная металлическая дверь, а за ней – темнота. И ветер.
- Видишь дверь? Тебе туда! Иди! Быстро! – и Капризуля, отпустив его руку, сильно толкнула Мартина ладонями в спину. Но как только она выпустила его руку – дверь исчезла. Осталось только огромное поле фиолетовой травы.
- Просто иди вперед! Дверь там! – крикнула сзади Юя. – Ты просто ее не видишь, но ты должен идти вперед!
И он пошел. А потом побежал, и это было так трудно, словно он пытался бежать по дну бассейна: ноги не слушались, и воздух стал густым, как кисель. Преодолевая сопротивление, Мартин упорно отталкивался от земли, делая шаг за шагом... пока вокруг не сгустилась темнота. Вязкая и горячая. Мартин открыл глаза.
- Ох, ну наконец-то! – сказала мама, и погладила Мартина по голове. У нее был очень усталый вид.
- Вот и хорошо, что проснулся, – из-за плеча мамы выглянул доктор. – А то еще немного – и пришлось бы везти в больницу. А так – пропишу таблетки, и скоро поправишься.
- Ох, слава Богу! – снова вздохнула мама. Они еще долго разговаривали. Доктор выписывал какие-то лекарства, объяснял, что, сколько и когда принимать, мама слушала и задавала вопросы.
А Мартин лежал на кровати с сильно бьющимся сердцем, и в голове была только одна мысль: «Она спасла мне жизнь. Эта вредная стеклянная девочка Юя, Капризуля, спасла мне жизнь».

II. Карта, Зерно и Условие
Следующую неделю Мартин провел дома. Мама не разрешала выходить на улицу, готовила много вкусных блюд, но строго следила, чтобы Мартин пил лекарства и делал уроки. Только мысли Мартина были совсем не об этом. Он думал о Капризуле.
Если откровенно, Мартину было стыдно, что он не поблагодарил ее за спасение. Хотя это довольно глупо звучит – девочка ему просто приснилась, ее не существует, а значит, и благодарности ей не нужно. Но сердце Мартина каждый раз неприятно сжималось, когда он вспоминал, как, не оглядываясь, бежал по полю с фиолетовой травой. Ему очень хотелось еще раз увидеть Юю и поблагодарить ее.
Но Юя не появлялась. Когда в следующий раз Мартин попал в сад, то невольно растерялся: он совсем не помнил дорогу к пруду. Видимо, слишком быстро бежал тогда. Он попытался повторить свой путь наугад, и тоже бежал, ведь времени в этот раз было так мало – но вокруг были только стеклянные деревья, кусты и цветы. И рассвет наступил слишком быстро – Мартин не смог найти пруд. На следующую ночь он выбрал другой маршрут, и снова заблудился, и опять не нашел Капризулю. Но когда он просыпался, на тонком, хрупком мостике между сном и явью ему в голову вдруг пришла идея, и он цепко ухватился за нее, открывая глаза. Еще толком не проснувшись, Мартин вскочил с кровати, достал из письменного стола альбомный лист и простой карандаш. На несколько секунд он замер, не зная, с чего начать, но воспоминания слишком быстро стирались лучами утреннего солнца, потому он принялся быстро наносить на лист все то, что помнил. Замок, и сад, и тропинки в саду, по которым ходил... получалось схематично и приблизительно, но это уже была карта. Карта его снов. Мартин всегда любил листать атласы и карты дорожных маршрутов – их много лежало в столе у папы. И когда он закончил, то решил, что будет делать так каждый раз, когда проснется.
Самым сложным было вспомнить во сне, куда нужно идти. Поначалу это получалось не сразу, и Мартин терял время. А он чувствовал, что время – это очень важно, и нельзя его терять, ни минуты. Потому каждый раз он ложился спать с устойчивым намереньем: «Сегодня я пойду направо! Мне нужно сегодня именно направо!». И засыпал. И так все чаще ему удавалось вспомнить: «Мне нужно направо!», и он шел направо, а потом, утром, отмечал свой маршрут на карте. И карту приходилось перерисовывать несколько раз – слишком маленькой она получилась сначала, все виденное на ней уже не вмещалось.
Мартин упорно искал девочку, ему даже казалось, что на самом деле она не такая уж Капризуля, какой казалась сначала. На пятый день Мартин нашел пруд. Он очень обрадовался, когда увидел его, и сразу побежал к воде. Но на берегу никого не было. Мартин так удивился этому, что сперва не поверил. Постоял немного, прислушался – но слышен был только тонкий хрустальный звон листьев на ветру.
- Юя! – позвал он. – Юя, ты здесь? Ау!
Но ему никто не ответил, только крик его затерялся эхом между деревьями. Вдруг стало так горько, что он бросился бежать вдоль берега, чтобы обежать пруд вокруг, но проснулся. И долго лежал, глядя в потолок. Он нашел пруд, как и хотел. Он действительно очень хотел, но... Видимо, он искал не то, что ему было нужно. Ведь не будет же Юя сидеть у пруда всегда. Она же девочка, пусть и стеклянная, и свободно может ходить, куда захочет. Значит, она может быть где угодно. Только вот откуда-то Мартин знал, что ее нет в замке. Там, где веселье, смех и музыка – ее нет. Значит, нужно искать снова. Мартин уверенно встал и нанес пруд на карту.
Этим же вечером, ложась спать, Мартин решил обойти вокруг замка. Времени было немного, потому что утром ему нужно идти в школу. Когда он снова попал в ночной сад, то сразу пошел вдоль стены. Направо. На самом деле замок оказался огромным, и Мартин долго шел, пока не дошел до угла. Потом была другая стена, тоже длинная, и еще один угол, и еще стена, которая вывела Мартина к парадному входу. Он увидел большие двери резного стекла, четыре высокие колонны, ступеньки лестницы и длинную аллею до больших ворот. Вдоль аллеи на постаментах стояли стеклянные статуи грифонов. Мартин пошел вдоль них, внимательно разглядывая изогнутые клювы, острые когти и сложенные крылья. Они напоминали Мартину ледяные скульптуры с выставки, на которой он был когда-то. Потянув на себя хрустальную створку ворот, Мартин вышел наружу...
...И в лицо ему дохнуло страхом. Необъяснимое беспокойство холодными лапищами сжало сердце. Там, за воротами, была дорога, и уходила она далеко, через стеклянный лес. Деревья здесь были выше, больше, и даже слышалось хлопанье птичьих крыльев. А дальше за лесом Мартин увидел белый свет, меркнущий и вспыхивающий. Маяк. Там, где-то далеко-далеко впереди был маяк. И ночь была ночью, такой же, какую он часто видел здесь – звездной, лунной, красочной. Но беспокоило Мартина не это – ветер выл за воротами. Ветер пах плесенью, велосипедной смазкой и рыночной, нагретой на солнце рыбой. Ветер пах городом, и тревога колотилась у Мартина в груди – этот ветер был опасен. Но не для него, Мартина, а для этого странного места.
Мартин проснулся в поту, резко и сразу. Сонливости не было, до звона будильника оставался еще целый час, но Мартин не мог спать. Сердце билось очень громко и словно хотело вырваться наружу, ритмично ударяясь в грудь, в уши, в голову... Его стеклянному саду что-то угрожает. Эта мысль не отпускала Мартина. Он нанес на свою карту замок, аллею грифонов, ворота и дорогу к маяку. Если есть маяк, то есть и берег, и есть, наверное, море... Как много он еще не знает о мире, который снится ему.
И этому миру что-то угрожает.
Тревога не давала покоя. Мартин пошел в школу, и тревога пошла за ним. Она садилась с ним за парту на уроках и отвлекала его, мешая сосредоточиться на заданиях. А задания были сложные, Мартин много пропустил, а тут еще эта тревога – лезет под локти, шепчет постоянно, сердце трогает. Чуть двойку не заработал, отвлекшись.
И мысли его были далеко, в саду стеклянных деревьев. В его тайном месте, неприкосновенном и секретном, о котором никто ничего не знает. И его швыряло в ужас, в холодный пот и дрожь оттого, что его любимый таинственный сад может исчезнуть. Что он перестанет ему сниться. Или просто однажды Мартин туда придет, а стеклянные деревья вырубают и вывозят, и какой-то строитель, пропахший едким сигаретным дымом, хрипло скажет ему: «Иди отсюда, мальчик, тут стройка». И вместо сада будет обычный супермаркет. Или рынок, пропахший рыбой, арбузами и духотой. И его потрясающий стеклянный мир с капризной вредной девочкой Юей погибнет под натиском всего нужного, полезного и необходимого взрослым, чужим, не-стеклянным людям. От таких размышлений становилось так плохо, что слезы начинали щипать глаза. Мартин готов был все отдать и все сделать, даже умереть, лишь бы его сад был в безопасности.
С такими мыслями он вернулся из школы, с такими мыслями он заснул. А когда попал в сад, то увидел там Юю. Она сидела на стеклянной скамье у лестницы, по которой обычно спускался Мартин. Просто сидела, болтала ногами, и не пыталась прикрыть рукой трепещущее алое сияние. Мартин был очень рад ее видеть.
- Я ждала тебя, - сказала Юя без приветствий.
- А я тебя искал! – ответил Мартин быстро. Он все никак не мог поверить, что она появилась – вот так, просто, сама. Юя подняла на него удивленные голубые глаза.
- Зачем ты меня искал?
- Я хотел сказать тебе «спасибо»! Спасибо за то, что спасла меня!
- А еще? – надменно спросила Юя и выжидательно посмотрела на него. Мартин понял, что должен что-то сказать, подумал, и произнес:
- Прости за то, что на тебя накричал.
- Извинения приняты, - важно кивнула Юя. Мартин только вздохнул. «Я ее так искал... – подумал он. – А она как Капризулей была, так и осталась». Потом он спохватился.
- Ты сказала, что ждала меня. Зачем?
- Я за тобой наблюдала, - сказала Юя. – Сперва мне показалось, что ты чужой. Но ты тревожился за этот сад, и я подумала, что ты его действительно любишь. Это так?
Мартин кивнул.
- Значит, теперь я могу с тобой говорить. Потому что я тоже его люблю, - сказала Юя. – А поскольку говорить мне здесь не с кем, то я буду говорить с тобой.
- А почему тебе не с кем говорить? – удивился Мартин. Юя сразу стала грустной, и прикрыла ладошкой пульсирующее красное сияние на своей груди.
- Я принцесса. А в этом замке живет мой папа. Но он не пускает меня в замок. Я всегда живу в этом саду.
- Почему?
- Потому что здесь нет птиц, - сказала Юя. Мартин не понял. – Там, снаружи, живут птицы, - пояснила Юя. – Птицы и рыбы. А еще насекомые и огромные киты, которых никто никогда не видел. Птицы благородны и священны, они самые прекрасные создания на свете. Но птицы боятся красного цвета. И впадают в ярость. Когда я была маленькой, я вышла из сада наружу. И меня едва не заклевали до смерти.
- Из-за твоего сердца? – удивился Мартин. – А что с тобой случилось?
- Со мной ничего не случилось, - обиженно сказала Юя. – Я такой родилась. Папа говорил, что я родилась как раз тогда, когда впервые подул ядовитый ветер. И после моего рождения птицы покинули этот сад. Папа очень любит птиц. И поэтому он не очень любит меня.
- Твой папа не может тебя не любить, - уверенно сказал Мартин. – Думаю, он волнуется о тебе. Потому боится, что птицы на тебя нападут. И что еще за ветер такой?
Юя как-то странно посмотрела на него, что от этого взгляда Мартину стало неловко.
- Ты же видел траву, чувствовал ветер. Ты знаешь об этом ветре больше, чем я или папа. Ты же оттуда пришел.
- Ветер, который пахнет городом? – догадался Мартин. – А почему он ядовит?
- Потому что он разрушает стекло, - сказала Юя. – Стеклянная трава перестает быть стеклянной. Она колышется на ветру, цветет летом, а по осени чахнет и высыхает. Она становится живой, а все, что имеет жизнь, рано или поздно ее теряет.
- А ты? Разве ты не живая?
- Я не имею жизни, - сказала Юя. – Хотя, я, наверное, не имею смерти. Мы вырастаем из стекла, а стекло вечно, если не разобьется. И самая страшная участь для нас – это разбиться на миллион осколков. Но никогда еще в этом стеклянном мире не было смерти. А теперь она есть. И, возможно, скоро стекла в этом месте больше не будет. Зато здесь будут живые деревья и живые цветы. И это, наверное, тоже будет прекрасно, только цветы завянут, а деревья со временем состарятся. Я не знаю, так же ли это страшно, как разбиться, но мне будет грустно потерять этот сад. И не только сад. Говорят, там, снаружи, начинают появляться не-стеклянные птицы и насекомые, совсем как ты.
- А почему они появляются? – спросил Мартин с ужасом и задумался. Сердце его билось очень быстро, и мурашки бежали по коже, когда он думал о том, что это место может исчезнуть. Оно уже исчезает!
- Я не знаю, - сказала Юя. – Я только знаю, что открылась дверь, и ветер дует оттуда.
- Та дверь, через которую я тогда выходил? Которая исчезла?
Юя кивнула. Мартин вне себя от паники подскочил к ней.
- Я могу помочь?! – в порыве спросил он.
- Помочь? – удивилась Юя. – А ты хочешь?
- Я правда хочу! Этот сад – мое самое-самое любимое место! Может быть, я что-то могу?
- Может быть, можешь, - Юя задумалась, и оценивающе оглядела Мартина. У того горели глаза, и он был готов броситься куда угодно и делать что угодно, лишь бы быть полезным. – Не ожидала я от тебя такого решения. У тебя может не хватить на это сил.
- У меня хватит сил! – уверенно сказал Мартин.
- Это будет сложно.
- Я выдержу! – решительно кивнул он. И голова кружилась от собственной храбрости. Все было очень странно... обычно тот мир, в котором Мартин родился, тот город, где он жил, ту школу, в которую он ходил, всегда было кому защитить. Там были взрослые, учителя, милиционеры и пожарные. А еще были герои комиксов и мультиков, которые тоже спасали людей, города или даже весь мир... Но здесь и сейчас, в этом маленьком уютном стеклянном мире его снов не было никого из них. И Мартин откуда-то знал, что никто, кроме него, этот сад не спасет. Потому что он не-стеклянный. И именно поэтому сад ему снится. Его любимый мир просит помощи, и Мартин понял: «Это больше некому сделать, кроме меня!»
Юя внимательно наблюдала за его внутренней борьбой, затем спрыгнула со скамьи и встала напротив Мартина.
- Я вижу, что ты действительно хочешь, - сказала она. – Ты можешь попробовать. Но учти – у тебя всего одна попытка, и если ошибешься, второго шанса не будет.
Мартин кивнул. Он справится. Он просто не может не справиться.
- Вот, - Юя протянула на ладошке маленькое стеклянное семечко. – Возьми это зерно. Когда проснешься, посади его в землю и дождись, пока прорастет. Держи его как можно ближе к себе, не оставляй ни на минуту. Но пока оно не распустится, ты не должен спать. Это самое важное условие. Это может быть три дня, пять дней или даже больше, и если справишься, оно расцветет. И тогда ты должен будешь взять его в свой сон, и принести мне.
- Я справлюсь, - сказал Мартин, принимая семечко с ее ладошки. – Не теряй надежду, я все выдержу!
- Давай я лучше не буду надеяться, - Юя грустно улыбнулась. – Иначе, если не справишься, я не смогу тебя простить. Зато если ты выдержишь и придешь сюда, я буду искренне радоваться твоему успеху.
Мартин улыбнулся ей и кивнул, стараясь запомнить этот сад, ночь, и эту странную грустную стеклянную девочку. Он сжал семечко в своей ладони. И проснулся.

III. Росток, Испытания и Ночи без сна
Проснулся Мартин оттого, что стеклянное семечко больно впилось в ладонь. Он сел на кровати и уставился на свою порезанную руку. Семечко было на ладони. Маленькое стеклянное зерно.
Вошла мама.
- Ах, Господи! – всплеснула мама руками. – Как ты умудрился порезаться, и что это у тебя за стекляшка? Давай, промою тебе руку, горе ты мое.
И у Мартина сердце в пятки провалилось, когда он подумал, что мама сейчас отнимет его семечко, и он не спасет стеклянный сад, и Юя его не дождется, потому что он не сможет от стыда показаться ей на глаза. Мартин решительно выпрямился и глянул на маму.
- Мама, - сказал он. – Я уже не ребенок. И это моя стекляшка, она мне очень нужна. А руку сам помою, и пластырем заклею. И тебе не надо за меня волноваться. Я не маленький.
Спокойный и строгий тон, которым Мартин это сказал, удивил даже его самого. Разумеется, сразу стало неловко – он подумал, что мама обидится. Но мама не обиделась. Наоборот, она широко улыбнулась:
- Какой ты у меня стал взрослый, самостоятельный. И голос у тебя... совсем как у отца.
И мама не отняла у Мартина зернышко. Все утро она улыбалась, кажется, думая о папе, который в пути. Мартин удивлялся, глядя на нее, но ему было очень хорошо.
Посадить семечко оказалось непростой задачей – Мартину нужно было идти в школу, поэтому он взял пластиковый стаканчик, и насыпал в него земли из маминого фикуса. Опустив зернышко в землю, Мартин щедро полил его водой, хотя не был уверен – нужна ли вода стеклянному семечку. Но мама так делала с домашними цветами, поэтому Мартин решил поступить так же.
Уже выходя в школу, Мартин вспомнил: «ты должен хранить его как можно ближе к себе». Недолго думая, Мартин запихнул пластиковый стаканчик во внутренний карман куртки, и отправился на занятия.
В школе было холодно, топить еще не начали, а потому учителя разрешали сидеть в одежде. Мартин только и думал, что о своем маленьком семечке. Он боялся, что если другие мальчишки увидят его стаканчик с землей, обидное прозвище «ботаник» станет буквальным. И Мартин так увлекся этими мыслями, поглядывая на стаканчик, что учительница заметила его невнимательность.
- На что это ты там отвлекаешься? – строго возмутилась она, и Мартин вздрогнул. – А ну иди к доске, или я отберу твою игрушку!
И ведь отберет! Учительница у них была строгая, и действительно иногда забирала на ее взгляд «посторонние вещи», коими дети баловались на уроках. У Мартина внутри все сжалось – он должен идти к этой ужасной доске, решать пример перед всеми, а если не решит, над ним будут смеяться... Но нельзя было потерять заветное семечко. Потому Мартин решительно встал и направился к доске. И с каждым шагом голова прояснялась, дышалось все ровнее. Когда пример был уже перед его глазами, Мартин был абсолютно спокоен и без труда его решил. И то чувство, с которым он возвращался на место, было куда ценнее, чем пятерка в журнале. Он отстоял свое стеклянное зернышко. Он его отстоял. И потом, на перемене, когда снова взглянул на стаканчик, то увидел маленький острый росток, выглядывающий из земли.
День прошел отлично. Сложнее было, когда опустилась темнота, и пора было ложиться спать. Мартин видел, что росток показался еле-еле, и что пройдет еще много времени, пока он вырастет и распустится. Чтобы не заснуть, Мартин попробовал читать, но строчки вскоре начинали расплываться, погружая его в дрему. Тогда он сел делать макет кораблика. Эта работа была очень мелкой и точной, приходилось напрягать глаза, а потому они вскоре перестали слипаться. За ночь он сделал два макета, а когда снова глянул на окно, то увидел, что небо уже посветлело. Он не уснул. Но эта была только первая ночь.
Днем в школе все было замечательно. Мартин уверенно делал задания, и даже сумел отстоять свой стаканчик, когда одноклассник увидел его росток. Мартин говорил с ним спокойно и твердо, тем голосом, который так напоминал маме папин голос. И одноклассники не стали над ним смеяться. Наоборот, стали даже уважительно здороваться с Мартином. И росток вытягивался все выше, что Мартин иногда очень боялся его сломать. Но росток был тверд и совсем не хрупок. И Мартину иногда казалось, что это зернышко прорастает сквозь него самого. Кристальная ясность, спокойствие и полное отсутствие прежнего панического страха наталкивали его на эти мысли. К тому же, в его сердце теплилась спокойная решительная уверенность: «я смогу!». И он чувствовал, знал, что сможет.
Тяжелее было ночами. Он делал макеты кораблей и самолетов, а когда начинал засыпать – принимался перечерчивать карту, дополнять ее. Не спать было очень тяжело, к утру Мартин чувствовал себя совершенно разбитым, а потому хотел скорее пойти в школу. Там к нему приходила какая-то легкая ясность, которая не позволяла сну победить его. Главное же по ночам, как Мартин понял, был яркий свет настольной лампы и какое-то дело, которое требует сосредоточенности. Что он и делал. Макеты кораблей у него получались теперь превосходно. Пару раз Мартин даже пил из маминой кружки горький невкусный кофе. Мама когда-то говорила, что кофе бодрит, хотя Мартин не очень верил в его чудесные свойства.
Так прошло три дня. Мартин не забывал поливать свой росток, и его не покидало странное ощущение – словно бы стеклянный стебель растет от его слов и поступков. Мартин не был в этом уверен, это была просто догадка. А на четвертую ночь, достав свой стаканчик, он увидел бутон красного цветка. Это был стеклянный клевер, и, сосчитав лепестки его листьев, Мартин увидел, что их четыре. Это был очень хороший знак, четырехлистный клевер приносит счастье и удачу. А сам бутон цветка был красным.
Цветок должен был распуститься уже очень скоро, и Мартин решил подождать еще ночь, снова сев дополнять свою карту, и то и дело глядя на красный стеклянный цветок. И казалось ему, что красное сияние трепещет и бьется, как сердце стеклянной принцессы Юи. И он сам не заметил, как его стал убаюкивать этот свет, и как закрылись его глаза. И Мартин уснул, сжимая свою карту в одной руке и стаканчик в другой.

IV. Клевер, Ключ и Яиненмос
Когда Мартин открыл глаза, вокруг него было поле фиолетовой травы. Большое-большое, сколько хватало глаз. Сердце в пятки ушло – он уснул! Мартин подскочил, как укушенный, и внимательно оглядел себя. В одной руке у него была карта, в другой – стаканчик с красным, еще не раскрывшимся клевером. Внутри у Мартина все заколотилось – куда он попал? И что теперь делать? И хватит ли Юе и саду этого нераскрывшегося цветка?
А еще здесь выл холодный порывистый ветер, пахнущий городом. Мартин только сейчас понял, что он стоит посреди поля в своей синей клетчатой пижаме, и фиолетовая трава неприятно колет босые ступни. И ему холодно. Но больше всего Мартин испугался того, что стеклянный клевер тоже может замерзнуть, а потому сунул стаканчик в нагрудный карман пижамы, и обхватил себя за плечи, чтобы сохранить тепло. Он помнил это поле, он уже был здесь однажды вместе с Юей, но вокруг была только трава, и Мартин стал оглядываться по сторонам в поисках каких-нибудь ориентиров. Он помнил, как учили в школе – если заблудился, нужно найти дерево, пень, столб или что-то еще, и идти к нему, чтобы не сбиться с пути. Но пней и столбов не было вокруг. Зато далеко-далеко впереди Мартин увидел кромку блестящего стеклянного леса. И пошел туда.
Он шел долго и очень устал. Но, не дойдя до леса, Мартин увидел странное мельтешение в воздухе. А потом разглядел получше. Это были птицы.
Птицы были огромные, стеклянные, и хищные, как показалось Мартину. Их клювы были изогнуты. И эти птицы боролись в воздухе – три нападали на одну, клевали ее, били крыльями и пытались ударить когтями, и бедная птица постепенно теряла высоту. И у Мартина сердце сжалось, что птица может разбиться на миллион осколков. И он побежал вперед, помчался что есть сил.
Птица упала на землю. Она не разбилась, а тяжело опустилась, спружинив о землю тонкими длинными ногами, но как только птица коснулась земли, три другие хищницы ринулись на нее.
- НЕТ! – закричал Мартин, приближаясь к дерущимся. Он вспомнил, как вот точно так же его дразнили и били мальчишки в школе, когда их было много, а он один. – Трое на одного – это нечестно!
Птицы заметили Мартина. Трое нападавших взъерошили хохолки на головах, зашипели, как змеи, и рванулись к Мартину, словно взбесились. Мартин остолбенел, когда вспомнил: «птицы не любят красный цвет. Они от него впадают в ярость». И Мартин в ужасе прикрыл ладонью свой цветок, но было поздно – птицы набросились на него.
- Чужак! Здесь чужак! – кричали они отрывистыми голосами.
- Кыш! Прочь! – Мартин отмахивался руками, пытаясь прикрыть росток. Мартину повезло, что по сравнению с этими чудовищами он казался маленьким, потому ловко уворачивался от острых клювов и когтей, но огромные крылья мощными ударами все же повалили его на землю. Он начал отмахиваться руками, пытаясь защитить лицо, небо заслонили птичьи силуэты, как вдруг поляну осветила яркая красная вспышка. Свет заструился к самому небу, перетекая всеми оттенками алого, пурпурного и бардового цвета. Мартин не сразу понял, что так ярко и красочно горит его распустившийся клевер. Птицы испуганно закричали, забили крыльями, пытаясь взлететь. Мартина ударило крылом и он потерял сознание.
Когда Мартин пришел в себя, то понял, что не чувствует ветра. Словно бы что-то прикрывает его от порывов. И когда он открыл глаза, то увидел, что лежит под большим стеклянным крылом. Рядом сидела птица. Большая, в несколько раз больше Мартина, и больше всего эта стеклянная птица напоминала ему птицу-секретарь – с длинными ногами, изогнутой шеей, длинным хвостом, острым изогнутым клювом, прижатым к голове хохолком и большими умными глазами, черными и блестящими, как вулканическое стекло. Мартин запомнил эту птицу из энциклопедии животных, потому что его тогда очень удивило название – как это птица может быть секретарем? Она же совсем не похожа... На шее этой птицы топорщились стеклянные перья, больше всего напоминающие чешую. Птица смотрела на Мартина внимательно и спокойно.
- Спасибо, - сказала птица, когда Мартин приподнялся и встал на ноги. Она сложила свое огромное стеклянное крыло и посмотрела на Мартина. Ее голос, глухой и низкий, звучал у Мартина в голове, тогда как клюв оставался закрытым.
- Ты не ранена, птица? – спросил Мартин.
- Не больше, чем ты сам, - последовал ответ. Мартин только тут догадался себя оглядеть. Ничего, кроме мелких царапин, ссадин и пары ушибов. Гораздо больше его взволновало другое – он с ужасом увидел, что в перепалке вырвал свой клевер из земли. И Мартин уже готов был запаниковать, как вдруг заметил, что клевер цветет и сияет алым светом. А еще корень клевера словно бы в форме ключа. Очистив его от земли, Мартин понял, что и держит в своей руке цветущий стеклянный ключ.
Птица отвернулась. Ей, видимо, было неприятно смотреть на этот свет. Но она не впадала в ярость или страх, а наоборот, оставалась спокойной.
- Ты не боишься этого света? – удивился Мартин, на всякий случай прикрыв красный клевер ладонью. Птица повернула к нему свою огромную венценосную голову с изогнутым стеклянным клювом.
- Боюсь, - сказала она. – Но моя благодарность выше моего страха и моей ярости. Ты спас мне жизнь, хоть ты и не-стеклянный, незнакомец.
- Меня зовут Мартин, - представился Мартин и добавил, - видишь, теперь я знакомец. А кто ты?
Птица выдержала короткую паузу.
- Яиненмос, - представилась птица. Вернее – птиц. И как он раньше не догадался... – Яиненмос из клана высокогорных Яри. Бывший вожак северной стаи.
- Почему другие птицы напали на тебя? Вы же с ними так похожи...
- Это была моя стая, - с горечью отозвался Яиненмос. – Они отреклись от меня.
- Почему? – удивился Мартин. Яиненмос долго смотрел на него, пока не ответил:
- Потому что у них теперь другой, не-стеклянный вожак.
«Мир гибнет, - подумал Мартин. – Мир гибнет, потому что оживает...»
- Почему ты не улетаешь? Ты же теперь в безопасности.
- Ты спас мне жизнь. Значит, я перед тобой в долгу, - сказал Яиненмос. – К тому же, мне больше некуда возвращаться. И если я могу тебе помочь...
- Ты можешь помочь мне, Яиненмос! – радостно воскликнул Мартин, разглаживая лист своей чудом уцелевшей карты. – Мне нужно вот сюда! Ты сможешь отнести меня туда?
Яиненмос Яри долго смотрел на карту, затем сказал:
- Я знаю это место. Это замок короля и сад его дочери. Птицы всячески избегают этого места. Это далеко, но если тебе нужно, я отнесу тебя туда. Садись.
И Яиненмос склонил голову к земле, чтобы Мартин смог забраться ему на шею. Он мертвой хваткой вцепился в стеклянные перья, на всякий случай спрятав свой клевер-ключ в нагрудный карман пижамы, вместе со сложенной картой. Яиненмос встал с земли на всю высоту своего огромного роста. Мартин судорожно вцепился в его шею, перестав дышать – Яиненмос был ростом почти с их дачный домик, может, даже еще выше... И он расправил свои огромные крылья, взмахнул раз, другой, третий, и взлетел. В лицо Мартину подул ветер, и ветер этот пах городом, но Мартин был удивительно счастлив, когда летел, крепко прижимаясь к спине Яиненмоса.
Кажется, у него появился друг.

Ту би континьюд

@музыка: Мы шли дорогой горемык...

@настроение: деятельное

@темы: тексты

---

Легенда о Крысолове

Вообще-то эту вещь надо еще редактировать и редактировать... Но поскольку я ее таки закончил (писал почти 2 недели, с перерывами), то у меня горит и чешется ее куда-нибудь вывесить) Так что будешь свидетелем моего черновика, Дневник, а там уже отглажу/вылижу и переоформлю, как полагается. Надеюсь, что скоро.
Вещь получилась какой-то совершенно готичной. Наверное, это мне карма за сказку (конкурс на микате, сказку я тебе потом покажу, сейчас там вроде как конкурс анонимный, потому на всякий случай подзадержу до финала). Ибо все должно быть в жизни устаканено, и раз уж взялся писать фантастику для взрослых - не начинай писать для деток, ибо отсутствие суровой брутальной серьезности слишком похоже на приступ острого голода. Вот и получается, что получилось. В общем, чьи бы то ни было религиозные чувства задеть не хотел, и вообще это баловство.
Кысь в общем. Решил сочинить историю Некрополиса (избито жутко, потом придумаю что-нибудь пооригинальней><'), то бишь города, в котором происходят некие действия из моей вселенной. И понамешалось туда всего-всего разного, что когда-то смотрел, читал и просто слышал... Любопытственный эффект)

Легенда о Крысолове или Некрополис

Редакция

читать

I
Неважно, в каком королевстве это случилось,
Как назывался город, что стал местом действий,
Главное – это не всеми навеки забылось,
Главное – это потомкам пока интересно.
В общем, был город, не хуже, не лучше прочих,
Маленький рай, город грез и людей хороших,
С озером чистым, глубоким, как небо ночью.
И в этом раю с давних пор почитали кошек.
Кошки приравнивались к богам или их потомкам,
Обидеть кошку – позор на семью навечно.
Их славили, пели и восхваляли громко.
А кошки людей защищали от зла, конечно.
Кошки с людьми жили тесно, почти семейно,
Входить могли кошки в дома, и им были рады,
И хотя отношения эти были священны,
Всегда есть те, чьи слова наполнены ядом.
Жили такие рядышком, по соседству,
Таились в углах, искушали на веру иную.
И вечно твердили: «кошки – адепты беса,
Нельзя доверять им, беда никого не минует».
Конечно, не слушали их, да и незачем это,
Злых шептунов защищает какой-то Единый,
Который за семеро суток придумал планету,
Которому пост и моления необходимы.
Но вскоре подули призрачные ветра,
Тревога зажала сердца матерей в ладонях,
И настала в городе траурная пора –
От неизвестной болезни умер ребенок.
И с ветром слухи пришли о какой-то даме,
С отравой в крови и нравом, как ветер, вольным.
Чей жизненный путь усеян людскими телами,
А делами ее весь Аид до краев переполнен.
И паника стала прокрадываться в умы,
Сочиться в щели, скручиваться в углах,
И сколько б люди не брали надежд взаймы,
На окраинах стали опять находить тела.
И кошки начали странно себя вести,
Словно бы беспокойством одолены,
И люди посмели худшее допустить,
Признав такой поворот делом их вины.
И злые умы стали вкрадчиво лопотать:
«То богиня кошачья египетского креста.
Это проклятье, а кошкам на вас плевать.
Вон как волнуются, видимо, неспроста…»
Тогда неслышно, черное, как гнильца,
Вкрадывалось сомнение в души тех,
Кто кошкам доверяли свои сердца,
Но один за другим таяли в пустоте.
~
Тогда развернулась иная система вер.
Слуги Единого пели уже смелей,
Уповая чаще на чей-то чужой пример,
И хватало примеров, покоившихся в золе.
Но Единого слуги ели один лишь хлеб,
И не брали в рот мяса – проклятого сырья,
Но зерна хлеба многие сотни лет
Поражала галлюциногенная спорынья.
Отравная души дурманила, как вино,
Вызывала параноические миражи,
И кричали безумные, грезилось им одно –
Что никому до старости не дожить.
Что славный город брошен на высший суд,
И голоса им гибель страшную предрекают,
Что ангелы отчаявшихся не спасут,
Если кошек не объявят врагами рая.
И в панике люди – к Единому на крыльцо,
Принимая хлеб и вино по закону Света,
Попадая к Отравной в замкнутое кольцо,
Вербующей каждые сутки новых адептов.
Безумием, как болезнью, больны навзрыд,
Обратили на кошек мысли свои опять,
И по городу стали часто гореть костры –
Кошек стали неистово истреблять.
Захватила людей кровожадность, густая злость,
Жестокость брызгала в стекла, лилась ручьем,
Немногим кошкам в том месиве повезло –
Остальные же вскоре узнали, что здесь по чем.
Их вмуровывали в бетон, как слуг ведьмовских,
Давили и мучили, десятками, сотнями жгли.
А кошки верили людям, некогда славившим их,
И потому из города не ушли...
...На праздники под всенародный вой,
Ломали лапы им, оставив лишь одно –
Захлебываясь кровью и водой
Идти на дно, на дно...

II
Сколько стоит наше время?
В пыль стираются колени,
Люди верят, что ступени
В рай ведут.
Люди живы, люди верят,
Кошек нет, закрыты двери,
И Единому моленья
Сберегут.
Ощетинившись крестами
Спят дома, скрипят часами,
Хорошо под небесами
Людям жить.
Ничего решать не надо –
Ведь всегда пророки рядом,
«Нас Единый мудрым взглядом
Сторожит».
И летят года по свету,
Старят юную планету,
Городу зимой и летом –
Пыль, зола.
Но не знают эти люди –
Зреет туча злобой лютой,
Маршируют отовсюду
Сотни лап.
Из Щелкунчиковой сказки
От начала до развязки
Черной траурной окраски
Крыс полки
Выгрызли из строчек буквы,
Выползли из закоулков,
Злые дьявольские куклы –
Вопреки!
Кошек нет, и нет спасенья,
На восьмое воскресенье
Крысы съели все посевы
Хлеб и рожь.
Напустили дикий голод
На могучий славный город
И когда наступит холод –
Пропадешь.
Но беда беде начало,
Смерть немного заскучала.
Ветер снова источает
Тлена смрад.
Это едет злая леди
В черной призрачной карете
Убивает жрица смерти
Всех подряд.
Не успели уберечься,
Нет и кошек после сечи,
Даже некому перечить –
Их беда.
Крысы жизни затоптали,
Черной Смертью вскоре стали,
И молитвы замолчали
Навсегда.

...И крысами запряженная, ехала впереди
Карета дамы бубонной с гибелью на груди...
~
А бубновая дама оказалась не в масть козырнОй,
С легкостью била вальтов, королей и тузов,
И злых языков угас неразборчивый вой –
Ее поцелуй даже время отнял у часов.
И пошла эта дама по улицам, по домам,
Сея вокруг суеверия, ужас и смерть,
Улицы опустели, взошла на престол тишина.
И кровь кошачью с лихвой искупили все.
В городе вскоре замолкли колокола.
И было общим правилом решено
Сбрасывать в озеро проклятые тела –
На дно, на самое дно...

III
Свершенного не признавая зла,
В тени креста творя свои суды,
Сплетая сети сплетен по углам,
Судачить стали все из-за беды,
О том, что иссекают сотни лап
Их жизней неокрепшие ростки
Пришла пора налаживать дела
И с ними разобраться по-мужски.
Чего боятся крысы, кроме сов?
А кошек даже следа не сыскать...
Но на одном из сотен полюсов,
Остался тот, кто может что-то знать,
Проклятых кошек страшный властелин,
Их древний предок, дикий полубог,
Но из путей спасенья - он один,
Ведь «Крысоловом» враг его нарек.
Бессонницей измучены глаза,
Нездешний музыкант из миражей,
Но едкая, как ртуть, его слеза
Не стоит сотни ломаных грошей,
Ушел в скитанья от мирской молвы,
Сменил кошачий облик для людей,
Но с кошками по-прежнему на «ты»,
Двуногую отбрасывая тень.
И разрывая полночи вуаль,
Мелодией своей творит обман,
И свой дневник ведет в чужую даль,
Сводя его с межстрочного ума,
Следит за тем, чтоб месяц не померк,
Сгибая его музыкой в дугу,
И смотрит каждый вечер снизу вверх,
Как облака плывут по потолку.
И люди стали думать: «Выход есть,
Найдем Кота, и он поможет нам.
Пускай опасен, как худая весть,
Но он нам нужен, как песок часам».
И взяв удачи горстку про запас,
И уходя в ночную темноту,
Старейшины родов в тот страшный час
Пошли на юг, за помощью – к Коту.
~
У Крысолова – домашний хлеб,
У Крысолова в миру бардак,
Четыре счастья и восемь бед
Он с болью сплевывает в кулак.
И длится торг уже семь часов,
Слова расчетливы и честны.
А на другой пиале весов –
«За крыс свои мне отдайте сны»
В его речах неприкрытый йод,
А флейта – страшное колдовство,
Никто не знает, куда ведет
Ее волшебное естество –
Тростинкой встала среди зимы
Из той могилы, где погребен
Ребенок, умерший от чумы
И ставший первым ее рабом.
Чья жизнь прервалась, ладонь пуста,
А смерть – начало другим смертям.
Питал он сердцем тростинки стан,
Чтоб только несколько зим спустя
Заворожила своей игрой
Живых и мертвых, волков, ягнят.
Правитель кошек вершит добро,
В сердечной мышце мотив храня.
И манит крыс на нездешний зов,
А флейта время ломает вспять,
И эта сила пророчит то,
Что Черной Даме не устоять.
На этих правилах договор
В их руки врезал свою печать,
Бубонной даме наперекор –
Чужого темного палача.
Им Крысолов дал один наказ –
Все окна к ночи свои забить.
А сам он крыс изведет за раз,
И можно будет о них забыть...

IV
По улицам, брошенным тварями темными,
По призрачным крышам, пустым коридорам,
По затхлому тлену в пустующих комнатах,
По кромке разрушенных стен и заборов,
Мелодия льется по узким карнизам,
Меж труб водосточных взвывая порою,
В час поздний, ночной, когда спят даже мысли.
Меж волком и псом, петухом и совою.
Проносится мимо костей мародеров,
Рискнувших нажиться в домах опустевших,
На выходе пойманных девушкой в черном.
Не знают оттуда живыми ушедших.
Идет вдоль домов с кружевными крестами –
Домов, где когда-то спасался Единый,
Сейчас же остался лишь нимб над костями,
И ворон с монахом теперь побратимы.
И шепотом, нотой, тягучим напевом
Вливается в уши предвестница мести.
Выходят на улицы, справа и слева,
Полчища смерти, пушистые бестии.
За музыкой призраком едет карета,
И тянут ее однодневки-поденки,
Влекомые к бледному лунному свету,
И слышит Бубонная песню ребенка.
И крысы идут, маршируя рядами,
Сбиваясь в колонны, в несметные тучи,
И черной рекой с берегами-домами,
Плывет по проспектам войско Падучей.
По лунной дороге на глади озерной,
Как ястребы к солнцу, как лемминги к морю,
Из города, ставшего живодерней –
На дно, гипнотической музыке вторя...
...И даму, проигрывающую с судьбой
В ей неподвластное домино,
Крысы уверенно тащат в отбой –
На дно, на самое дно...
~
Потом Крысолов исчез на рассвете, но предупредил людей:
«К ночи приду за обещанной платой, иначе опять быть беде».
И тут-то впервые задумались люди, что именно отдают -
Бессонницей часто пугают детей в этом теплом земном раю.
А это – бессонница вековая, не отдых, а лишь туман.
И если отдать ему все свои сны – недолго сойти с ума.
И в жителей прежний закрался страх, мысли мешая снова:
Колья точить, разжигать огни – нарушить данное слово.
Он появился с первой звездой, попав в круговое пламя.
Девчонка, нетронутая чумой, первой швырнула камень.
Взметнулись колья, потек огонь, щеку ожгла лоза –
Люди травили последнюю кошку, как несколько лет назад.
Он бился, не спрашивая причин - все было яснее дня:
Безумцы, нарушившие договор, сегодня его казнят.
И долго еще не сдавался он под натиском подлецов...
Когда же безжалостный столб огня ударил его в лицо,
Растаял мороком человек, взметнувшись черным котом,
И тенью исчез в ближайшем лесу, злобно взмахнув хвостом.
Неделя минула с жестокой расправы, и быт вошел в берега.
Не видели в этих местах Крысолова – признанного врага.
Но кошки к людям не возвращались, ночи сменяли дни,
И люди по-прежнему видели сны, а в домах горели огни.
Однажды темной безлунной ночью за полчаса до весны,
Снова повеяло ветром, и он был страшнее любой войны,
Страшнее жизни, страшнее любви, безжалостней долгих лет,
И озеро вспыхнуло изнутри, источая призрачный свет.
Проникла мелодия в каждый дом, чистая, как слеза,
Никто не заметил - от звука ее дети открыли глаза.
И двинулись медленно, босиком, по улицам налегке
К коту в человеческом проклятом теле с ожогами на щеке.
И музыка сладкая, как дурман, туманила им сердца,
Покорно и медленно шли за Котом, не помня его лица
В кольце безжалостной западни, камней и железных пут,
Не зная, что близкие люди их больше уже не найдут...
И горечью черной сочилась фраза, тающая в дыму:
«Раз честно не отдали мне свои сны - я сам их у вас возьму».
А утром безумной волной затопило улицы и дома -
На поиски жители бросились в лес, от страха сходя с ума.
Но все усилия были напрасны и люди лишились сна,
Пока над городом не взошла возрастающая луна.
В свете ее на дорожных камнях вдруг стали видны следы
Детских, босых, окровавленных ног, исчезающие у воды...
~
И ища потерявшихся, как голубят,
Эти люди очень нескоро поймут,
Что дети на дне беспробудно спят
В страшном, темном озерном плену,
Что тела их густо покрыли тела
Утонувших недавно бубонных крыс,
И кошек, и всех поглотила мгла,
Утянув за собой вниз, в самый низ.
И как эти тела покрывает ил,
Так историю эту покрыли века,
Не осталось тех, кто ее не забыл,
И последние факты ушли с молотка.
Растерялись детали, изменилась развязка,
Потеряла ценность и суть – бог с ней.
И страшная быль превратилась в сказку,
По которой снимает мультфильмы Дисней,
Только этот город совсем другой –
Он надежно память свою сберег,
Ведь помнят камешки мостовой
Следы израненных детских ног.
Правда ли, вымысел – кто разберет...
Не осталось свидетелей из людей,
Но город навечно запомнит год,
Когда отыскали кости детей.
Как строили лестницы в водную гладь,
В память о жертвах тех страшных лет.
Кто рискнул в новолуние здесь побывать,
Видел шедший со дна тусклый призрачный свет.
Не идут сюда кошки, не видно птиц,
И озеро словно бы вымерло, но
Эти лестницы тянут самоубийц
На самое, самое дно…

@музыка: Наутилус Помпилиус - "Бесы"

@настроение: готичное

@темы: стихи

---

Обо всем

Подумал, что молчать мне все-таки не хочется, а кусочков маленьких тайн здесь не повредит.
Недавно понял, как же мы все-таки различаемся... Есть я и есть мой Скользящий. И это какие-то совсем разные люди. Скользящий по одну сторону - спокойный, хладнокровный, вежливый, иронично-насмешливый, пацифист-маньяк (в свете последних событий справедливо замечу - в спокойном мирном состоянии). Сноб и зануда, конечно, зато существо вполне мирное (если не дразнить), и с ним легко можно найти общий язык, если хорошо поискать. О таких, как он, пела Белая Гвардия: "он весел, галантен, умен, беспощаден и жалок..." Сестр утверждает, что это обо мне, но я не согласен. Скорее вот, о Скользящем. Он - отголосок моей ролевой привычки, результат обработки моей информации, моих мыслей и формулировок. То есть, тот самый итог поговорки: "хотел бы я быть таким же умным, как русский потом". Видимо, он тот, кем бы мне хотелось быть - несколько идеализированный вариант. Минимум эмоций, максимум действий, итп... Конечно, есть еще Кроу, моя совершенно безбашенная аватара, совокупность нас всех вместе взятых, сестры, то бишь Лиссы-Безумие, и тень его знает кого еще... Но о нем напишу как-нибудь в другой раз. Пусть себе свищет где-нибудь Шестой Локапалой, пока я тут мою ему кости, а Скользящий юзает его позывной.
А есть я. Просто я. Обыкновенный, немного усталый, и при эмоциях в коктейле чувств, которые мне совсем не нравятся. Который любит свои привычки и не любит людей, который ездит в общественном транспорте, ходит за продуктами, никак не соберется разобрать хлам на жестком диске, работает, ругается и корефанится с сестрой, бабушку вот похоронил. У Скользящего нет или почти нет жизни за пределами общения, у меня - есть. Когда Скользящий написал Прощальное стихотвотрение, им в определенном смысле повосторгались. И не стану же я писать, что писал я его не руками-глазами-мыслями моей холодной аватары, а сам, потому что знал, что бабушка умирает, и это был мой способ с ней попрощаться.
А еще недавно заметил, что грязный снег у дорог имеет какой-то сливочно-кофейный оттенок, чем вызывает неуловимые мысли о еде...

@музыка: ~

@настроение: Гроза в Безначалье....

@темы: наподумать

---

Фик по Фраю

Приветствую тебя, дневник. Хочу вот тебя тут порадовать (или серьезно огорчить, тут уж кому как) неким текстом сомнительного содержания. Проще говоря, сие есть СЛЭШ. Причем фик по Фраю. Новость ужасна, знаю. Но еще более ужасно то, что текст этот мой. Ну, то есть наш. С сестром на пару насочиняли таки фик в подарок очаровательному человечку, который искренне полюбил тот книжный мир Ехо, который мы с сестром уже давно оставили, но, так сказать, в приступе ностальгической романтики... За все яойные и околояойные сцены ответственность держит сестра, все остальное, так и быть, беру на себя.
Просто, каюсь, раньше испытывал некоторые угрызения совести, хотя и прежде у нас сестром были такого рода проекты, но все же, на дорогой фандом... Но после некоторых весьма траурных событий моей жизни все эти сомнения показались такими незначительными, что меня уже не колышет, что кто подумает обо мне, о сестре и тп. В общем (много букв==), кушай, наслаждайся. Может, кому-то этот текст действительно придется по душе. В любом случае, написано это в подарок, о чем ни разу не жалею) Во всяком случае, заказчик доволен^^
Итак...

Макс Фрай.
Искры Маликониса Фара.

Авторы: Куро Лисса & Куро Лаик
Беты: в порядке бреда бетим друг друга
Фандом: Макс Фрай, Лабиринты Ехо, где-то между Тенью Гугимагона и Простыми Волшебными Вещами
Пайринг: Шурф/Макс
Рейтинг: R
Размер: миди… или макси… длинный, в общем
Дисклаймер: ни на что не претендуем, кроме фей
Саммари: все в тексте, но с Орденами, погонями и всем-всем-всем
Предостережение: святотатство! ><' (прим. Laik)
Предупреждение: слэш
Размещение: только с согласия
От авторов: в подарок самой веселой, жизнерадостной и милой (кавайной) переводчице Fidelis от двух вредных, строгих, но бесспорно очаровательных бестий на какой-нибудь импровизированный праздник!

В Ехо редко бывает дождливая погода. Осень в Соединенном Королевстве обычно теплая и ароматная, как раз в моем вкусе, но недавно прошедший дождь сделал камешки мостовых этого славного города еще более яркими, словно бы несколько часов кряду тщательно вылизывал их каменные цветные спинки своим холодным водяным языком, как игривый щенок. Влажный воздух кружил мне голову, и оранжевый свет фонарей высвечивал золотые узоры на моей Мантии Смерти... И я бы просто стоял, впитывая в себя эту ночную прохладу, свет и воздух, и медленно таял от нежности, как оставленное на солнце эскимо, если бы меня не несло по этому грешному следу куда-то к очередным неприятностям на мою несчастную задницу. За мной неслышно несся сэр Лонли-Локли, и краем глаза я замечал его белоснежное лоохи, сияющее в темноте. Наверное, именно его присутствие не позволяло мне окончательно сойти с ума.
Сказать по правде, я обращал внимание на красоты окружающего мира еще и потому, что мне очень не хотелось думать, что на другом конце следа меня будет ждать свеженький, еще не остывший труп. И хотя Джуффин в свойственной ему манере утверждал, что парень вообще-то крепкий орешек, и едва ли не самое опасное явление в Ехо за последнюю дюжину лет, я был склонен не слишком доверять его словам. Или это просто я такой неприлично могущественный... или просто привык так думать о своей силе, и потому не могу оценить опасность по ее предполагаемому достоинству. Кто знает. Но сколько раз уже было...
Все началось три дня назад. Причем, как это обычно бывает, эта ночь не предвещала беды и не грешила симптомами катастрофы, которую, казалось, все Управление ждало, как ждет дождя погибающая от засухи почва. Я привычно дремал в своем любимом кресле в кабинете сэра Джуффина Халли, то есть нес свою вахту, исполняя обязанности Ночного Лица господина Почтеннейшего Начальника Малого Тайного Сыскного Войска города Ехо, столицы Соединенного Королевства. Да уж, такую абракадабру, которую я в первый раз сумел произнести только с четвертой попытки, следует сделать простейшим тестом на трезвость: если после пяти стаканов джубатыкской пьяни тот же Мелифаро произнесет свое официальное звание без запинки, придется вручить ему какой-нибудь орден, за великие заслуги перед отечеством. Хотя нет, перебьется. Все равно Девятый Том этот орден не примет, ему он без надобности, а потребует выдать ему вышеуказанную награду исключительно в валюте малиновых, канареечно-желтых и оранжевых лоохи, которыми окончательно и бесповоротно сведет меня с ума, или доведет до какого-нибудь эпилептического припадка, носясь в этом тряпье, ярком, как флюоресцентные фломастеры, у меня перед глазами по восемьдесят раз на дню. И все это, разумеется, будет сопровождаться подколками, дескать, вот тебе, Ночной Кошмар, ордена не дали, да даже если бы и дали, ты его просто не догадаешься поменять на что-нибудь действительно приятное, нужное и полезное... И вообще ему меня так катастрофически жаль, что он даже попробует не переодеваться днем в лоохи разных цветов, а только в близкие по оттенку, чтобы лишний раз меня не провоцировать на приступы немедленного самоубийства, или наоборот – зверского убийства, и я еще должен оценить его великодушие... И как мало нужно для счастья таким ребятам, как он...
Мои сумбурные бредовые размышления прервал стук в дверь. Достаточно громкий, чтобы я смог окончательно вынырнуть из дремы и соорудить на своем лице выражение крайней рабочей занятости, но недостаточно настойчивый, чтобы претендовать на некое ужасное происшествие.
- Да! – отозвался я, и в дверь просунулся взъерошенный юноша в форменном лоохи младшего служащего.
- Прошу прощения, сэр Макс, но там две леди хотят видеть кого-нибудь из Тайного Сыска.
- Хотят – значит, увидят, - резюмировал я, покидая свое любимое кресло. Потрясающе уютный предмет офисной мебели только жалобно скрипнул, отмечая прискорбное окончание моего сегодняшнего отдыха.
Обе леди почти в обнимку сидели в Кресле Безутешных, что было странно – оно редко бывало занято. Одна из них, миниатюрная брюнетка в дорогом бирюзовом лоохи, выглядела заплаканной и совершенно несчастной. Вторая, светловолосая высокая особа с заостренными чертами лица, приобнимала ее за плечи, и именно ее встревоженные, но абсолютно сухие зеленые глаза встретили меня цепким взглядом, когда я вошел в приемную.
- Доброй ночи вам, леди, - поздоровался я. – Я Макс. И я готов выслушать рассказ о том, что с вами произошло.
- Меня зовут Хатшая Цетта, - представилась обладательница зеленых глаз. – А это – моя хорошая подруга Химма Беруба. Мы просим прощения за столь поздний визит, сэр Макс, но случилось нечто действительно ужасное.
При этих словах ее подруга, которую назвали Химмой, всхлипнула, а затем горько заплакала.
- Прошу вас, не плачьте, леди, - растерялся я. – Успокаивать безутешных я не очень умею, что бы по этому поводу не думали мои коллеги, зато могу предложить вам бальзам Кахара. Самое, на мой вкус, действенное успокоительное средство во Вселенной.
- Думаю, мне оно без надобности, - отозвалась леди Хатшая. – Я пока еще держусь. А вот Химме, я полагаю, действительно нужно выпить чего-нибудь ободряющего.
Я кивнул и принес из кабинета бутылку с бальзамом. Леди Химме хватило одного небольшого глотка, чтобы успокоиться и прийти в себя.
- Благодарю, вы очень любезны, сэр Макс, - сказала она, протягивая мне бутылку. – А вблизи вы совсем не такой страшный, как о вас говорят.
- Я вообще не страшный, - заявил я немного обиженно. До сего дня считал себя довольно симпатичным, а тут – страшный! Новости-то какие... – Я очень даже милый парень, леди, просто впереди меня зачастую несется моя совершенно сумасшедшая репутация, которая зачем-то отгоняет всех, кто имел какое-то желание самостоятельно убедиться в этом факте. Воспитывать ее надо, а то совсем от рук отбилась...
Леди Химма робко улыбнулась. Она относилась к женщинам того типа, по которым совершенно невозможно определить возраст. Хрупкая на вид, она была вполне в моем вкусе, но ее подруга, почти полная ее противоположность, своей устойчивостью и светлыми кудрями напоминала мне мою Теххи.
- Расскажите, что у вас случилось, - попросил я повторно. Они переглянулись, и леди Хатшая заговорила:
- Мой муж утратил Искру, - сказала она. – Это случилось около трех часов назад. Мы как раз выходили из «Ужина Вурдалака», он задержался, чтобы расплатиться и сказал, что догонит. Я вышла и пошла по дороге, медленно, конечно, но его все не было. Тогда я вернулась и увидела, что он лежит на пороге трактира без сознания. Что было странно - мы не заказывали ничего спиртного. Тогда мне еще показалось, что он очень слаб, но не телом. Он ослаб духом, я даже не могла послать ему зов, словно бы его вообще больше не было... Я тут же послала за знахарем, а когда он пришел, то сообщил, что Махруми действительно утратил Искру. Сил у него осталось только на поддержание жизни, но он полностью утратил все навыки очевидной магии.
- У меня похожая история, - заговорила леди Химма, когда ее подруга замолчала. – Только у меня все случилось дома. Я уже пошла спать, а Шенва остался в гостиной дочитывать вечерний выпуск «Королевского Голоса». Он долго не поднимался, и я подумала, что он уснул прямо в кресле, правда, когда спустилась то увидела, что он действительно спит, но странно – посреди гостиной лицом вниз, словно упал в обморок. Но когда я попыталась его разбудить, у меня ничего не вышло. Знахарка Саффи живет по соседству с нами, она осмотрела его и сказала, что нужно немедленно обратиться в отделение городской полиции, потому что Шенва утратил Искру и может никогда больше не проснуться.
Голос ее сорвался на всхлип, и она замолчала.
- Мы столкнулись в дверях, - пояснила леди Хатшая, верно расценив мой взгляд. – И я очень удивилась, что у нас одна и та же беда. Потому я посоветовала пойти не в полицию, а в Тайный Сыск, поскольку такие страшные и повторяющиеся события расследуют именно здесь.
- Вы приняли очень мудрое решение, леди, - кивнул я. – Я очень постараюсь вам помочь. Сделаем так... леди, где сейчас ваши мужья?
- Махруми дома, в постели, за ним присматривает моя сестра, - ответила леди Хатшая.
- Шенва тоже дома, с ним осталась Саффи, но она ничего не может сделать, - всхлипнула леди Химма и снова заплакала.
Я задумался. Если быть совсем уж откровенным, я и понятия не имел, с чего начинать это странное дело. Конечно, самой первой мыслью было послать зов Джуффину и обо всем рассказать ему, переложив ответственность на его могучие плечи, но будить шефа только затем, чтобы взвалить на него свои обязанности, то есть обязанности Ночного Лица Почтеннейшего Начальника и далее, не вписывалось в мои представления о хорошей службе. Значит, я должен сделать хоть что-то до его пробуждения... О процессе утраты Искры, которого боятся здесь посильнее, чем смерти, я знал немного. Но если уж эти леди пришли с такой проблемой вдвоем... возможно, их мужья утратили Искру не сами. Потому я задумался, что на этом месте делали детективы из моей обожаемой Джуффином видеотеки. Правильно – отправлялись на место происшествия, а там уж как повезет.
Решив последовать их примеру, я поднялся на ноги. Следовало, правда, забрать из кабинета кинжал, в рукоятку которого вмонтирован индикатор недозволенной магии.
- Прошу, подождите меня немного, леди, - сказал я. – Сейчас я вернусь, и мы с вами поедем посмотреть, что же у вас произошло.
- Наконец-то представится возможность проверить достоверность слухов о вашей сумасшедшей езде, - улыбнулась леди Хатшая.
- Еще как убедитесь! – откликнулся я уже из коридора. – В этом моя безумная репутация как раз не врет!
- Раз уж ты уходишь, Макс, будь добр, принеси мне пирожное, - напомнил о себе сонный Куруш. Видимо, мой топот по кабинету разбудил нашу мудрую птицу.
- Ох, умник, я тебе хоть дюжину пирожных принесу, - заверил его я, поглаживая его пушистые перья.
- Ты очень щедр, Макс, но двух штук будет вполне достаточно, - заявил Куруш. Я еще немного погладил его, как мне в голову пришла неожиданная идея.
- Не мог бы ты мне помочь? – спросил я буривуха.
- Смотря в чем, - резонно заметил Куруш. – Людям свойственно как недооценивать, так и переоценивать наши возможности.
- Мне нужна только информация, - успокоил я птицу и напряг память... Что поделать, у меня очень плохая память на имена. – Скажи мне, что ты знаешь о двух господах... Одного из них зовут, кажется, Шева Берумба, а второго... Махрухи Тсетта или что-то вроде этого...
- Шенва Беруба и Махруми Цетта. Ты опять все перепутал, Макс.
- Прости, милый. А все потому, что память моя куда хуже, чем у буривухов.
- Что ты хочешь о них знать? – спросила птица. – Тебе нужна полная биография?
- Нет, что ты, полной биографии не надо. Мне бы знать, связывает ли что-нибудь этих двоих. Может, вместе учились в школе, или состояли в одном ордене, или же в Эпоху Орденов поубивали кучу народа...
- Об убийстве людей этими двумя мне ничего не известно, - сказал Куруш. – Впрочем, эту информацию ты можешь запросить в Большом Архиве. Но эти двое не учились вместе и никак не могли состоять в одном ордене, поскольку Шенва Беруба до сто семнадцатого года Эпохи Орденов состоял в послушниках Ордена Спящей Бабочки, а Махруми Цетта вплоть до принятия Кодекса Хрембера был младшим Магистром Ордена Посоха в Песке. Это все, что ты хочешь знать?
- Пока да. Спасибо тебе, умник, - бросил я, покидая кабинет.
- И не забудь пирожные, - донеслось мне вслед напоминание мудрой птицы.
***
Трактир «Ужин Вурдалака» в этот поздний час был уже закрыт. Видимо, даже местным вурдалакам время от времени приходится спать по ночам. Индикатор не показывал никаких следов недозволенной магии, и я топтался на пороге трактира около пяти минут, пытаясь найти след кого-нибудь подозрительного. Куда там, здесь успело пройти множество людей, и потому я топтался не слишком усердно – мне очень не хотелось причинить вред завсегдатаем этого славного места. Пока я вел свои сыскные операции, леди отсиживались в амобилере и постепенно отходили от шока нашей поездки – видимо, их прежние представления о скоростных возможностях амобилеров окончательно и бесповоротно канули в лету.
Никаких подозрительных следов у трактира я не нашел, поэтому мы поехали в дом леди Химмы, поскольку он был ближе, всего в паре кварталов. Я очень надеялся найти какие-нибудь следы в ее доме, но подозревал, что и здесь будет то же самое, что и у трактира. Так и получилось. Индикатор по-прежнему ничего не показывал, а искать следы в этом доме я побоялся – несчастный и так находился в тяжелом состоянии, если верить словам леди Химмы, и мне меньше всего хотелось, чтобы мой горький опыт Мастера Преследования стал для него последней каплей.
- Макс, у тебя там все в порядке? - безмолвная речь Джуффина настигла меня на пороге спальни сэра Шенвы. Я даже вздрогнул от неожиданности.
- Ох, Джуффин, вы уже не спите? – удивился я. – Как-то слишком раннее время для вас, на мой вкус…
- Какое надо, такое и есть, - отозвался шеф. – Но, как ты уже успел заметить, я не сплю, а ты не ответил на мой первый вопрос.
- У меня все в относительном порядке, - сказал я. - Но с двумя леди, точнее, с их мужьями, случилось действительно что-то странное...
- Утрата Искры, да? – прямо спросил Джуффин, и тон его показался мне несколько настороженным.
- А вы уже в курсе?
- Представь себе, в курсе. Работа у меня такая – все знать. Утомительная, надо сказать, работа, зато полезная. Ты мне лучше скажи – ты там нашел что-нибудь?
- Нет, - признался я. – Никаких следов посторонних, хотя я и не искал толком, а индикатор не показывает никаких нарушений.
- Занятно, что ты вообще догадался взять его с собой, - в словах Джуффина отчетливо читалась улыбка. – Какой ты, оказывается, дисциплинированный. Короче, Макс, заканчивай свои поиски, все равно толку не будет. А еще лучше – захвати мне одного из твоих пострадавших и дуй в Управление. Там и поговорим. Отбой.
Я вздохнул и обернулся к леди Химме.
- Сэр Джуффин Халли только что прислал мне зов, - сказал я. – Он очень хочет лично осмотреть вашего мужа. Леди Химма, я могу забрать его? Разумеется, вам его вернут в целости и сохранности.
- Прежним? – с надеждой спросила она. Я растерялся. Мне очень не хотелось ей врать или обнадеживать попусту, что, по сути, одно и то же. Эта леди очень любила своего мужа, но у меня не было для нее никакой справки с дюжиной печатей, подтверждающей, что с ее мужем непременно все будет хорошо.
- Мы постараемся сделать все возможное, - сказал я. – Я не могу вам ничего обещать, но мы выясним, что случилось с вашими мужьями и можно ли это исправить. В любом случае, я пришлю вам зов, как только что-то станет известно.
Она выслушала меня и понимающе кивнула. Леди Хатшая приобняла ее за плечи. Я вошел в спальню, но не особенно разглядывал спящего. Только успел заметить, что сэр Шенва Беруба – мужчина средних лет и вполне заурядной внешности. А потом я сделал движение рукой, и крошечный сэр Шенва без проблем уместился между пальцами, большим и указательным. Старый фокус, подаренный мне Шурфом Лонли-Локли.

***
Через двадцать минут я притормозил на стоянке возле Дома у Моста. Пришлось заехать за пирожными для Куруша, и потому получился солидный крюк. Светало, но прохожих на улицах почти не было. Зато на нашей половине Управления было людно – в приемной сидело пятеро посетителей, трое из которых были женщины, и беспокойство на их лицах не прибавило мне хорошего настроения. Подозревая худшее, я заглянул в наш с Джуффином кабинет.
Там друг напротив друга сидели сэр Джуффин Халли и сэр Кофа Йох. Оба задумчивые и серьезные, даже несмотря на стол, заставленный подносами из «Обжоры Бунбы». Воздух в кабинете так пропитался их серьезностью, что я тоже невольно сделал соответствующее атмосфере лицо и вошел.
- Грешные магистры, Макс, выйди и зайди уже с нормальной физиономией, - поздоровался Джуффин. – Это мы – старые и мудрые, нам полагается, так сказать, для солидности, но такая бессовестная суровость на моем Ночном Лице... смотреть больно!
- Простите, Джуффин, - я невольно улыбнулся. – Просто ваш пример довольно заразителен, а вы меня знаете, я мастер цеплять к себе всякую ненужную заразу.
И подцепил с тарелки какой-то особенно симпатичный ароматный пирожок.
- О, вот это уже другое дело! – расцвел Джуффин. – Сэр Макс в собственном соку!
- И не говорите, Джуффин, - подал голос до того молчавший Кофа. – Для вашего Ночного Лица этот мальчик подозрительно жизнерадостен.
- А что, без меня тут уже что-то успело произойти? – едва прожевав пирожок, спросил я, выкладывая пирожные на стол возле нашей мудрой птицы. Куруш дремал, и я не стал будить нашего умника – ему и так пришлось остаток ночи нести мою вахту.
- Еще как! – вздохнул Кофа. – В Ехо какая-то новая эпидемия, люди теряют Искры. Все разговоры только об этом, вот-вот поднимется паника. Ну, право же, что такого должно было произойти, чтобы выражение «боится как утраты Искры» стало настолько буквальным?!
- Ты принес его, Макс? – спросил меня Джуффин. Я показал ему свою руку, пальцы которой были сложены особым образом.
- Только допросить его вряд ли получится. Парень спит, как младенец. А что, все эти люди в приемной тоже…?
- Не они. Но их близкие, если ты об этом, - кивнул Джуффин. – Ситуация со спящими та же – у бедолаг еле-еле осталось сил на поддержание жизни, но самое странное, что пострадавшие исключительно мужчины.
- И что... – я подсчитал в уме, - семь случаев за одну ночь?
- Едва ли, мальчик, - ответил сэр Кофа. – Боюсь, это только те, кто рискнул обратиться за помощью к нам или в городскую полицию. Но есть еще те, кто этого делать не стал, если учесть биографии пострадавших.
- Дайте-ка угадаю, все они в прошлом принадлежали к послушникам каких-нибудь Орденов? – догадался я.
- Вот именно, - кивнул сэр Кофа. – Причем не только к послушникам, но и к младшим Магистрам. А что, твой улов тоже в их числе?
- Ага, - кивнул я.
- Занятно, - нахмурился Джуффин, обвел нас тяжелым взглядом и резюмировал: - Так, Макс, выгружай свою ношу, можешь прямо на пол, а затем брысь отсюда, видеть не могу твою усталую физиономию. Вы тоже, Кофа, но вам предстоит встретить Меламори и Мелифаро и ввести их в курс дела. Я уже послал им зов и хорошенько напугал наших ребят, так что здесь они будут где-то через полчаса, но подробности им не помешают.
Кофа согласно кивнул и поднялся из кресла.
- Ну вот. Только приехал, а меня уже выгоняют... – тоном слоненка из мультфильма «Тридцать восемь попугаев» прогундосил я, взмахивая рукой и выгружая спящего на пол перед столом шефа.
- Выгоняю, - кивнул шеф, – ибо сейчас мне необходимо поработать, а тебе – пойти выспаться. Или, ну, съешь что-нибудь. Но лучше все-таки выспись. Не знаю, когда тебе в следующий раз представится такая возможность. И заметь, - шеф лукаво глянул на меня, - я выставляю тебя, чтобы ты шел спать, а сам собираюсь работать. Чуешь, какой я добрый? Все, иди, Макс, до заката можешь не появляться, если что, я пришлю тебе зов.
- Пойдем, мальчик, - ласково посоветовал Кофа, открывая дверь. – Все равно этот старый лис Джуффин собирается баловаться какими-то сомнительными чудесами.
- Вот именно, Кофа, - расхохотался шеф, и мы вышли из кабинета.
Сэр Кофа ушел в приемную, а я замялся на пороге. Спать мне не хотелось, зато камнем на сердце ворочалась глыба совершенно необъяснимой тревоги, а с таким настроением идти к Теххи было просто-напросто неприлично. Так уж получилось, что вместе с успокоением и утешением в объятьях любимой девушки я получаю отражение собственных чувств и своего настроения. Может, я самый везучий парень в Ехо, поскольку всегда нахожу общий язык с Теххи, но в этом есть и ощутимый минус – в плохом или тревожном настроении я не могу пойти к ней, потому что не хочу, чтобы она отражала это неприятное ноющее беспокойство.
Потому я пошел в кабинет сэра Шурфа. Самого хозяина кабинета в такой ранний час еще не было, зато это было на данный момент самое тихое место в Управлении. Оно, как никакое другое место в мире способствовало успокоению – огромное, почти пустое помещение, здесь даже воздух был пропитан ледяной невозмутимостью сэра Шурфа Лонли-Локли. На единственный стул в кабинете я покушаться не стал, а забрался на подоконник. Чувство тревоги билось во мне, билось и билось... пока равновесию этого места не удалось, наконец, унять мои метущиеся сердца. Стерильная тишина убаюкивала. Я и сам не заметил, как отключился.
- Макс, ты уверен, что хочешь спать именно здесь? – спросил голос где-то совсем рядом. – Я, конечно, не имею ничего против твоего присутствия в моем кабинете, но мне кажется, что этот подоконник – не самое удобное место для сна. Ты так не считаешь?
Я открыл глаза и понял, что Шурф прав. Туловище занемело до деревянного состояния и совершенно не желало разгибаться, несмотря на все попытки головного мозга внушить ему необходимость это сделать. Грешные Магистры, сколько я спал? Минут двадцать, или даже больше... Тем не менее, разогнуться все же пришлось, и, свесив ноги к полу, я почувствовал себя почти в раю.
Разумеется, рядом стоял Шурф Лонли-Локли. Почти два метра белоснежной невозмутимости и внутренней устойчивости. Я невольно улыбнулся, залюбовавшись этим потрясающим зрелищем. Смертоносные руки в защитных рукавицах, белые одежды Истины, спокойное выражение лица с застывшими чертами памятника Чарли Уотсу... Зрелище из разряда «раз увидеть – и умереть счастливым», причем в отношении Шурфа термин «умереть» чаще всего топорно буквален. Сколько бы мы не работали вместе и в какие бы переделки не попадали, я все равно продолжаю испытывать к нему некое подобие священного благоговейного трепета, как мальчишка при виде живого Арнольда Шварцнеггера. И я все равно склонен считать Шурфа самым надежным опорным шестом этого прекрасного мира вообще, и моего внутреннего равновесия в частности. Во всяком случае, его вид подействовал на меня как лошадиная доза транквилизатора, и проклятая тревога сгинула куда-то к грешным Магистрам, только пятки сверкали.
- Ох, прости, дружище, я совершенно не планировал осквернять своим сном твой подоконник, честно, просто твой кабинет – это такое спокойное место, что здесь потрясающе легко удается избавляться от камней на сердце.
- Спокойное? – переспросил Шурф и задумался. – Да, пожалуй, чего в этом месте действительно хватает с избытком, так это спокойствия. Хотя, признаться честно, я удивлен, что мое спокойствие понадобилось тебе, да еще и так скоро.
Я успел поймать тень исчезающей ироничной улыбки на губах Шурфа, но, увы, это зрелище редкое и до ужаса кратковременное, как случайно мелькнувший в пасмурном зимнем небе луч солнца.
- Да, представь себе, - улыбнулся я. – Понадобилось. И именно сейчас. Ох, и я совсем забыл с тобой поздороваться. Я же чертовски рад тебя видеть, дружище!
- Я тоже рад тебя видеть, - кивнул Лонли-Локли. – Надеюсь, ты не будешь против, если я займу свой стул?
- Конечно, не буду против, Шурф, - удивился я. – Это же твой кабинет.
- Мой, - согласился он. – Но мне показалось, что ты сегодня как-то особенно пристально меня рассматривал. К тому же, ты сказал, что тебе тревожно и необходимо восстановить спокойствие, и вполне логично было бы предположить, что при данных обстоятельствах ты хочешь остаться один.
- Дырку над тобой в небе, парень, все далеко не так страшно, - рассмеялся я. – Чтобы поспать, я уж точно всегда найду время и место, и тревога моя уже почти прошла. А рассматривал я тебя исключительно в терапевтических целях – ты же знаешь, как меня успокаивает это неописуемое зрелище.
- Не беря в расчет некоторые странные слова, я тебя понял, - Шурф плавно опустился на свой стул. – Что ж, раз ты так говоришь, значит, так оно и есть. Но ты сказал, что тебе не дают покоя некие камни на сердце. Могу я спросить, какого рода эти камни? И, раз уж мы говорим о тебе, какому именно из твоих сердец они не дают покоя?
- Не знаю, Шурф, - я пожал плечами. – Вроде бы это не чувство опасности, и не какие-то определенные мысли. Мне просто тревожно, и все. Я даже причину тебе вряд ли смогу назвать.
- Это связано с теми несчастными, что утратили Искру? – педантично уточнил Лонли-Локли.
- Может быть... А ты уже знаешь?
- Сэр Кофа Йох уже рассказал мне обо всем, что случилось. К слову сказать, сэр Мелифаро и леди Меламори отправились искать следы в домах этих пострадавших.
- А я, выходит, бессовестно проспал их торжественное отбытие, - вздохнул я.
- Не говори ерунду, Макс. Ничего торжественного в их отбытии не было, если, конечно, ты не считаешь некоторой долей торжественности их совместное распитие камры в кабинете Почтеннейшего Начальника и те язвительные комментарии в адрес друг друга, что сопровождали их отбытие до самого выхода из Управления.
- Ох, Шурф, - рассмеялся я. – Все же ты просто потрясающий парень, честное слово! Что бы я без тебя делал...
- С определенной долей вероятности могу предположить, что ты делал бы глупости, - невозмутимо ответил Шурф. – Во всяком случае, ты так и не воспользовался моими дыхательными упражнениями для того, чтобы успокоиться. Так ведь?
- И то верно... Ты же знаешь, дружище, я вечно о них забываю.
- Мне кажется, что это – одна из основных причин, по которым с тобой случается так много неприятностей, - сказал Шурф, и глаза его насмешливо улыбались. – И кстати, сэр Джуффин уже закончил допрос пострадавшего, если тебе интересно.
- Еще как интересно! – подтвердил я, покидая подоконник. – Нужно выяснить, что он узнал, может, нам к вечеру уже следует ждать конца света. Хорошего дня тебе, Шурф.
- Спасибо. И тебе тоже. Только, Макс, - его голос остановил меня на пороге, - я попрошу тебя на протяжении этого дела вести себя чуть более осторожно, чем всегда. Ладно?
- А что? – удивился я. – У тебя плохое предчувствие?
- Нет, - Шурф отрицательно качнул головой. – Никаких предчувствий у меня нет. Тем не менее, я обеспокоен. И мне не нравится это чувство. Мне кажется, что ты заразил мое спокойствие своей тревогой, Макс, и потому на всякий случай будь осторожен.
- Ладно, - кивнул я. – Ну и новости... Конечно, я учту, Шурф. Когда неспокойно становится тебе, Конца Света действительно следует ждать в самое ближайшее время.
- Может, оно и так, - кивнул Лонли-Локли, и я покинул его кабинет.

***
- Как ты вовремя! – восхитился Джуффин, только успевший склониться над горшочком очередного кулинарного шедевра Мадам Жижинды. – Что-что, а «чувство камры из «Обжоры» в тебе развито превосходно, я просто диву даюсь!
- А я иду на запах! – сообщил я, устраиваясь в кресле напротив и наливая себе полную кружку благословенного напитка. – Я же заправская ищейка, Джуффин! И когда нападаю на след, во мне срабатывает рефлекс: «Где-то пьют камру, и без меня! Непорядок». И я иду проверить. Отлично работает.
- Да, сэр Макс, только твоя жадность может соперничать с вместимостью твоего желудка! – расхохотался шеф.
- Вы это лучше сэру Кофе скажите, - посоветовал я. – Он вам рассказывал, как когда-то водил меня по трактирам, обучая тонкому искусству гурмании?
- Рассказывал, конечно. Да помню я, помню, что ты тогда чуть не скончался от обжорства. Ладно, будем считать, что твоя жадность имеет хоть какие-то пределы, что похвально.
- Что вы узнали об этом бедняге, Джуффин? – спросил я, оглядываясь по сторонам и не замечая упомянутого беднягу в кабинете. – И, кстати, где этот несчастный?
Джуффин кивнул в сторону тайной двери, за которой находилась маленькая комната для особо опасных заключенных или занятий высшими ступенями черно-белой магии.
- Он спит, Макс, - сказал Джуффин. – Как и все остальные. Причем, если мы не изловим виновных, единственное, что они смогут в своей жизни – это спать. Парень не просто потерял Искру, Макс. Он потерял почти всю жизненную силу. Помнишь своего старого приятеля Махлилгла Анноха?
- Конечно, помню. И еще нескоро забуду, что для его поимки вы меня посадили в Холоми, - напомнил я.
- Не драматизируй, - отмахнулся шеф. – Главное, что ты его помнишь. Так вот, благополучно убиенный тобою Великий Магистр пил Искры своих жертв медленно, и долгое время мы не подозревали ничего необычного с той грешной камерой. А здесь – совсем иной случай. Люди утрачивают Искру сразу и целиком, и им остается только ничтожный запас сил, чтобы поддерживать свою жизнь во сне.
- Овощи, - сказал я.
- Я тебя не понял, Макс. При чем здесь еда?
- Еда здесь не при чем, - сказал я. – Просто на моей родине так называют определенного рода больных, которые полностью отключены от мира, можно сказать, пребывают в коме. Причем в таком состоянии они могут находиться годами.
- Занятно. Собственно, что-то в таком роде творится и с нашим несчастным сэром Шенвой. Пришлось довольно долго колдовать, чтобы понять, что с ним случилось.
- И что с ним случилось? – полюбопытствовал я.
- Да Магистры его знают. Все, что я выяснил – парень утратил Искру не сам. Ему помогли. Причем перед обмороком он видел некую леди, но почти сразу впал в спячку, поэтому деталей нет.
- Леди? – удивился я.
- Ну да, леди. А чему ты удивляешься, Макс? В нашем мире многие женщины столь же могущественны, что и Великие Магистры, даже еще сильнее, и, разумеется, они могут быть очень опасны. Вспомни хоть подружку рыжего Джифы, или нашу обожаемую леди Сотофу. Просто обычно они не занимаются такой ерундой.
- Я думал, что это может быть делом какого-нибудь очередного беглого Магистра... – вздохнул я.
- А я эту вероятность и не исключаю, - пожал плечами Джуффин и нахмурился. – В общем, пока еще слишком рано о чем-то судить наверняка. Меламори уже в курсе, ищет след этой странной особы. С рассветом новых нападений не было, но делать оптимистические выводы пока рано. В общем, до заката можешь пойти поспать, вид у тебя еще тот, а мне нужно, чтобы на закате мое Ночное Лицо не просто номинально присутствовало, но и соображало. В общем, кыш отсюда, Макс. И на сей раз я не поленюсь проконтролировать!
- На сей раз я и сам вас послушаюсь, - сказал я, отчаянно подавляя зевок. – Хорошего дня вам, Джуффин. Я уже правда иду спать.
- Иди-иди, - хохотнул шеф. – Все же ты... как это у вас называется... а! Мазохист ты, сэр Макс.
- Угу, - кивнул я, покидая общество Джуффина. Дело близилось к полудню, когда я заявился в трактир «Армстронг и Элла», попытался поболтать с Теххи, мужественно делая вид, что еще в состоянии понимать человеческую речь, но она быстро меня раскусила и отправила наверх. Я упал на кровать и отключился.

запись создана: 15.02.2010 в 19:25

@музыка: Торба на Круче - "Друг"

@настроение: рукописательное

@темы: слэш, Шурф/Макс, фантики, Макс Фрай

---

Искры Маликониса Фара; продолжение1

продолжение

Когда на закате я вошел в наш кабинет, то застал там все Малое Тайное Сыскное Войско в полном составе. Поздоровался с Меламори и даже успел погладить ее арварохского хуба Лелео, прежде чем меня едва не сшибла с ног ярко-салатовая ракета «Мелифаро, том 9», причем не просто сам Мелифаро, так сказать, во плоти, но и его оглушительный словесный поток.
- Ночной Кошмар, о, услада моих очей, ты все-таки соизволил явить миру свою задницу, чему я так бесконечно рад! Я бы, конечно, прямо сейчас бросился лобызать подол твоей чудовищной Мантии Смерти и заливать слюнями твои сапоги, как последней надежде человечества, но ронять свой авторитет при стольких впечатлительных особах просто-напросто неприлично!
- Притормози, чудовище! С чего такая хвалебная речь в мою честь, да еще и разбавленная столь убийственным сарказмом? И что там было насчет последней надежды человечества? Что, я уже успел тебе за это время чем-то серьезно насолить? Или девочки опять водили тебя в «Мед Кумона»?
- Не напоминай, - скривилось Дневное Лицо Почтеннейшего Начальника. – Тошно уже от этих грешных сладостей, даже вспоминать противно...
- Просто этот милый мальчик пытается тебе сказать, что странные леди, ворующие Искры, активны только по ночам, - улыбнулся сэр Кофа. – Причем, сейчас еще закат, а у нас уже два новых случая. К тому же, этот парень имеет на тебя зуб, потому что сие знаменательное событие случилось не в его дежурство, а в твое, но поскольку он изнывал без работы больше нас всех вместе взятых, то он просто не может не радоваться тому, что серьезная работа с нами все же случилась.
- Ну вот... вы разрушили все мои планы расправы с этим чудовищем, Кофа, - вздохнул Мелифаро. – Теперь он не будет так трогательно хлопать своими растерянными глазами, пытаясь понять глубинный подтекст моих высказываний, а это выражение полного недоумения на его физиономии так согревает мне сердце...
- Хватит тебе еще на сегодня моих выражений полного недоумения, душа моя, - успокоил я Мелифаро. – Ты же знаешь, я это часто практикую, хотя бы для разминки лица. Но если бы я знал, что оно тебе так дорого, то делал бы его бесплатно и без лишних просьб всякий раз, как видел бы твою рожу. А ты бы весь день гадал, что я такого страшного увидел на твоем лице, и после каждой встречи со мной бегал бы к зеркалу... Какая прелесть!
- Нет, он еще и издевается! – фыркнул Мелифаро. – Вот возьму и обижусь! И уйду к генералу Бубуте, будете знать! Хотя нет, я лучше устроюсь под редакторское крылышко к сэру Рогро и буду ему всякие гадости про тебя рассказывать! А он будет их печатать... Ты представляешь, что тогда начнется? Город утонет в слезах женщин и детей, так наивно веривших, что ты еще не до конца потерян для общества как хороший человек, чудовище...
- Тогда я по секрету скажу своим женам, что ты просто обожаешь бывать в «Меде Кумона», но просто стесняешься об этом сказать, - пригрозил я. – И что ты на самом деле в тайне мечтаешь, чтобы тебя туда водили не меньше трех раз на дню. Так что запасайся терпением, душа моя, оно тебе понадобится, конечно, если до последнего дня года ты не превратишься в засахаренный сухофрукт!
Мелифаро не успел мне ответить колкостью пообиднее, как нас прервал сэр Джуффин:
- Какая прелесть! Никакого кино с вами не надо, вы двое и сами могли бы стать героями какого-нибудь из тех смешных сериалов, где какие-то невидимые люди дружно смеются за кадром в самых неожиданных местах. Тем не менее, нам предстоит дело, ребята, - он перешел на серьезный тон. – Как уже упомянул сэр Кофа, леди у нас фигурирует не одна - их там как минимум дюжина. И все они каким-то образом похищают Искры мужчин, так или иначе связанных с древними Орденами.
- А зачем им чужие Искры? – спросил я. – Они их что... едят?
- Думаю, они их присваивают, - сказала Меламори. – Причем, я почти уверена, что это так. И это понятно хотя бы потому, что послушники и младшие магистры куда сильнее магически, чем обычные горожане. Вот только я не нашла никаких необычных следов...
- В том-то и дело, девочка, - вздохнул Джуффин. – Я думаю, тот, кто присваивает Искру, присваивает и след человека, которому эта Искра принадлежала. Потому следов мы не найдем, а если и найдем, то попросту убьем тех бедняг, что сейчас лежат в беспамятстве. Единственное, что мне удалось придумать, это ночной патруль. Прочесывать город, подключить ребят из городской полиции. Нам нужен след неудачного нападения. След твари, которая не успела присвоить след другого человека. А если их несколько, то шанс есть. Хотя, если есть встречные предложения, я только «за».
Встречных предложений не оказалось, потому мы отправились на поиски. Хотя от сэра Кофы поступало предложение всем разделиться и пойти поодиночке, мы все равно разбились на пары. Я первым предложил вести патруль на амобилере, и Меламори меня поддержала. Она гоняла уже с приличной скоростью, потому с ней поехал Мелифаро, резонно заметив, что если с Меламори поеду я, то у них с Шурфом мало того, что не останется ни одного Мастера Преследования, так еще и амобилера, поскольку даже с их суммарной скоростью езды проще и продуктивней вообще пойти пешком. Я поехал с Шурфом, и, признаться, был рад такой компании – общество такого парня, как сэр Лонли-Локли, внушало мне колоссальную веру в себя. Мне уже не раз приходилось влипать в неприятности в обществе сэра Шурфа, и наш Мастер, Пресекающий Ненужные Жизни, по моему скромному мнению, лучше всех годился в напарники в самых опасных и сомнительных приключениях. В общем, я был собран, решителен и готов к действию, раз уж рядом оказался этот удивительный парень.
Сэр Кофа послал зов леди Кекки, и вдвоем они решили прочесывать город пешком. Причем Кофа трижды нас заверил, что они не станут заходить ни в какие трактиры. Просто, по выражению самого Кофы, его чутье на неприятности лучше работает именно при пешем перемещении.
Однако мы ничего не нашли. Точнее, мы все время опаздывали, и когда подъезжали к месту трагедии, никаких леди не было и в помине. Только спящие мужчины, утратившие Искру, и их взволнованные жены, родственники и друзья. В общей сложности было около дюжины нападений за ночь. То же повторилось и на следующую ночь... Паника постепенно утверждала на улицах свои права, сэр Рогро жил от выпуска к выпуску, и через каждые два часа присылал мне зов. А мне нечего было ему сказать. Дома и другие строения, как оказалось, не могли защитить от вторжения. В качестве идеального бункера годилась разве что тюрьма Холоми, но пока не было достаточно желающих переселиться туда на время покушений, даже при угрозе потери Искры. Единственное, что мы установили – нападения случались, когда рядом не было посторонних, потому мы посоветовали людям держаться вместе и по возможности не спать.
На третий день хлынул дождь. Холодный, осенний дождь с лиловым оттенком, обычный дождь этого прекрасного мира. Почему-то это погодное явление прибавило мне оптимизма, может быть потому, что в глубине души я продолжал верить – перемены к лучшему.
Пока я спал свои заслуженные дневные часы под стук капель, Мелифаро расспрашивал сэра Мангу, видел или слышал ли он о чем-то подобном за время своего путешествия. Леди Меламори Блимм и сэр Луукфи Пэнц работали в Большом Архиве, Кофа и Кекки ходили по городским трактирам на предмет новых слухов. А Шурф сидел на подоконнике в своем кабинете и смотрел на дождь. Во сне я почему-то был в этом уверен, и даже видел его контрастный силуэт на фоне окна - руки в огромных, испещренных рунами рукавицах сложены на коленях, застывший профиль и спокойное задумчивое выражение лица. И почему-то тогда меня наполняло ни с чем не сравнимое счастье оттого, что мы с Шурфом так похожи, оба слушаем дождь и ничем не заняты, поскольку время Смерти и время Истины еще не пришло.
На закате дождь кончился, и когда я входил в Дом у Моста, только последние мелкие капельки игриво лизали мне лицо. Воздух, удивительно свежий, пьянил меня как джубатыкская пьянь, потому я не отказал себе в удовольствии сделать хороший глоток этого воздуха, прежде чем войти в Управление.
- Хорошо, что ты так быстро приехал, Макс, - голос Джуффина встретил меня на пороге кабинета. – Входи-входи, и дверь закрой. Дело тут нарисовалось особой государственной важности. Проникнись и сделай должное лицо.
- Так уж и особой? – удивился я, входя в кабинет, когда понял, что Джуффин здесь не один.
- К сожалению, действительно особой, что, однако, не мешает мне радоваться встречи с тобой, мальчик, - рассмеялась леди Сотофа, поднимаясь навстречу и обнимая меня. В такие моменты мне всегда делается неловко, поскольку эта могущественная колдунья с манерами любящей бабушки так искренне радуется мне, а я, осел, все никак не могу выбрать время, чтобы даже послать ей зов. Но сегодня она показалась мне несколько взволнованной, скажем, чуть более взволнованной, чем предполагает обычная норма беспокойства Ордена Семилистника о простых горожанах.
- Я тоже очень рад вас видеть, леди Сотофа, - сказал я. – Простите, все время забываю к вам заскочить...
- Конечно, забываешь, мальчик, - рассмеялась она. – У тебя и так один ветер в голове, но, может, оно и к лучшему, что забываешь. Если ты станешь часто бегать ко мне на свидания, этот старый лис Джуффин еще начнет ревновать, точить на тебя свои ужасные зубы, и я буду вынуждена всерьез волноваться за тебя и твое самочувствие.
- Подумать только, как меня тут боятся, - усмехнулся Джуффин. – И это притом, что я позволяю флирты в рабочее время, в моем кабинете, да еще и с моей предполагаемой девушкой! С ума сойти можно, а вы все одно – «злодей да злодей».
- А это по статусу вам идет больше, - подсказал я.
- Ну, положим, ты и прав. Это да, - согласился Джуффин.
- Кстати, к вопросу о рабочем времени, - спохватился я. – Вы же начали с того, что у вас тут дело государственной важности.
Я сел на стул напротив шефа и налил себе камры. Леди Сотофа уютно устроилась в моем любимом кресле и вздохнула.
- Вот именно, что государственной, и именно, чтоб ее разодрали Магистры, важности, - с чувством сказала она. – Наш Магистр Нуфлин тоже утратил Искру.
Я чуть камрой не подавился, но в последний момент мой организм решил, что тратить попусту такой прекрасный напиток – верх расточительства, и я сделал несколько дыхательных упражнений имени Шурфа Лонли-Локли. Надо сказать, полегчало. Потом недоуменно глянул на Джуффина, тот кивнул.
- Все верно, Макс. Ситуация стала критической, наш Орден, Благостный и Единственный, лишен своего великого Магистра, да еще так скоро после появления этих грешных неуловимых леди. Как тебе это нравится?
- Но... но как возможно, чтобы Магистр Нуфлин утратил Искру так просто? – недоумевал я. – Ведь он совсем не производит впечатления человека, пренебрежительно относящегося к собственной безопасности.
- И, тем не менее, это так, - кивнула леди Сотофа. – К тому же, если здесь замешана некая леди, то все может быть... Разумеется, об этом еще никто не знает, и Орден управляется женщинами Семилистника. Мы проверили весь Иафах, но ничего не нашли, кроме двух послушников в том же состоянии...

«Ты понимаешь, что это значит, Макс?» - Безмолвная речь шефа зазвучала у меня в голове.
«Не совсем, - признался я. – Это значит, что эти самые неуловимые леди перешли от бывших послушников к действующим?»
«Вот именно. Более того, они замахнулись на Великого Магистра, и получили свое».
«Но ведь кроме Магистра Нуфлина есть еще Его Величество Гуриг IIX, сэр Маба Каллох…»
«Мабу я предупредил, а Его Величество тайно отбыл в свою летнюю резиденцию. Но беспокоит меня не это... у тебя есть какие-нибудь соображения по поимке этих леди?»
«Если честно, Джуффин, никаких мыслей, вообще, - сказал я и ляпнул: – Разве что на живца»
«Ну-ка, ну-ка, разверни последнюю мысль», - тут же попросил Джуффин. Я еще раз обозвал себя идиотом и пустился в объяснения.
«На живца – значит на приманку, вроде того, как вы на меня ловили Джубу Чебобарго, помните?»
«Помню. Странная мысль, но интересная. Ладно, Макс, сейчас отправим леди Сотофу назад в Иафах, наводить порядок, а затем подумаем над этой идеей».

На том и порешили, хотя я все еще пытался убедить Джуффина, что я это не всерьез. Леди Сотофу удалось убедить, что как только будет план действий, мы подключим к поискам Орден Семилистника. И в этот раз Джуффин не позволил мне отвезти ее в Иафах, дескать, и так времени мало. Малое Тайное Сыскное Войско собралось в кабинете обдумывать план действий. Разумеется, все обдумывание действий протекало под распитие камры и пережевывание кулинарных шедевров мадам Жижинды. Мою идею насчет наживки тоже взяли на рассмотрение, и Мелифаро, разумеется, тут же стал громогласно одобрять мое геройство, хотя в подтексте его слов явственно читалось старое доброе «инициатива наказуема исполнением». Но не успели мы с ним по-хорошему разойтись, как Джуффин нахмурился, словно бы к чему-то прислушиваясь. «Кто-то прислал ему зов», - понял я. Через пару минут Джуффин отставил кружку.
- Выезжаем, ребята. Какой-то безумец вздумал напасть на леди Сотофу у Тайных Ворот Иафаха. С ума сойти можно. Она только что прислала мне зов, и с ней, хвала Магистрам, все в порядке, однако у нас есть свежий след. Работа для тебя, девочка.
- А то! – согласилась Меламори, вскакивая со стула.
- Макс, Шурф, пойдете с ней, для подстраховки, так сказать.
- А я? – удрученно спросил Мелифаро.
- А мы с тобой и сэром Кофой отправимся в Иафах через Явные Ворота, посмотрим, что у них там творится. Нападений могло быть несколько, надо, чтобы они проверили, пострадал ли еще кто-нибудь. Может, хоть в Иафахе остались какие-нибудь следы.
***
У Явных Ворот Иафаха мы разделились. Леди Сотофа ждала нас у Тайных Ворот, радостная и немного растерянная. Завидев нас, она расцвела в улыбке, которая образовала симпатичные ямочки на ее щеках.
- Не ожидала так скоро увидеть тебя еще раз, мальчик. Да и вас, господа, я тоже очень рада видеть. Вы прибыли как раз вовремя, я уже почти в полном порядке и даже не в недоумении.
- Что случилось, леди Сотофа? – спросил я, пока Меламори искала след.
- Что-то определенно случилось, - улыбка ее погасла. – И что-то странное, мальчик. Я как раз направлялась к Тайным Воротам, как вдруг передо мной оказался этот странный молодой человек. Причем такой невозможно красивый, что у меня дыхание перехватило. Он подошел, а я стояла и пялилась на него, как влюбленная девчушка, - леди Сотофа поморщилась. Ей, видимо, было особенно неприятно вспоминать этот эпизод. – Как я поняла, он хотел меня обнять или что-то в таком роде, вот только глаза его меня насторожили. Холодные, серые и абсолютно пустые. Я очнулась и дала ему пощечину. Он так удивился, схватился за щеку, отпрянул и исчез. Да так быстро, что я не успела даже заметить, в каком направлении... Хотя это моя вина, мальчик. Я так привыкла к своему могуществу и к тому, что на меня никто не нападает, что совершенно забыла, как это бывает.
- Вы сказали, это был молодой человек? – уточнил я задумчиво. – Странно, прежде нам поступали сообщения о неких неуловимых леди...
- Макс! – окликнул меня голос Шурфа. Я обернулся и обомлел – Меламори упала на землю и словно бы билась в припадке. Изо рта ее пошла пена, ноги, согнутые в коленях, то и дело пробивала судорога, она вся как-то непропорционально вздрагивала и выгибалась... и ее босые ступни все еще касались земли. Мне хватило мозгов додуматься, в чем дело:
- Она стоит на этом грешном следе, Шурф! – заорал я. – Быстрее, сними ее!
Сэру Лонли-Локли не пришлось повторять дважды. Он одним движением поднял Меламори на руки. Как только ее ноги оторвались от земли, она еще пару раз вздрогнула и затихла. Я бросился к ней, уже понимая, что она без сознания, но когда я приблизился... ноги ощутили под собой колкую горячую щекотку чужого следа. Того самого следа. У меня потемнело в глазах, тело, уже почти не слушаясь, сделало шаг, другой, третий... Это не был след мертвеца, но и следом живого человека его назвать было невозможно – словно бы он принадлежал существу, которое еще само не определилось, существует оно или нет.
- Я встал на след! - едва успел крикнуть я, как меня понесло куда-то прочь от друзей, как отлично вышколенную ищейку. Я понимал, что не могу остановиться, и что мне панически не хватает скорости, поскольку обладатель следа двигался быстрее, во много раз быстрее, чем я мог бежать...

«Макс, послушай меня, - донеслась до меня безмолвная речь сэра Джуффина Халли. – Мне не надо, чтобы ты отвечал, просто слушай. Я уже почти знаю, что это такое – в Иафахе совсем другая атмосфера, и здесь они и раскрыли себя. Шурф сказал мне, что ты идешь по следу, так вот, я тебя утешу – этот парень, что пытался напасть на леди Сотофу, не просто хороший колдун или Магистр. Это – самый крепкий орешек за последнюю дюжину лет, и, если я верно оцениваю его возможности, он не умрет от твоего преследования, в лучшем случае ослабнет. Так что не бойся убить его. И будь предельно осторожен, он опасен и для тебя тоже. Возможно, для тебя особенно»

Я не успел ничего сформулировать в ответ, поскольку мне совершенно не хватало концентрации. Ноги несли меня сами, полы Мантии Смерти хлестали по щиколоткам, а я понимал, что не могу остановиться, словно это не я иду по следу, как охваченный азартом Мастер Преследования Затаившихся и Бегущих, а сам след тянет меня куда-то к пугающей неизбежности. Кажется, я снова серьезно влип.
Но потом я заметил, что бегу не один. Позади меня неслышно несся Шурф, и его белое лоохи мерцало в ночном мраке.

«Не беспокойся, Макс, с леди Меламори все в порядке, - прозвучала у меня в голове его Безмолвная речь. – Леди Сотофа осталась с ней и заверила, что Меламори скоро придет в себя. Так что просто иди по следу. Если понадобится, я прикрою. И не забывай про мои дыхательные упражнения. Ты сейчас слишком тяжело дышишь, и это отнимает у тебя много сил».

Его слова и его присутствие рядом успокоили меня, как качественный антидепрессант. Я вздохнул раз, другой, и понял, что почти лечу. Что мимо меня проносится удивительная осенняя ночь, а я снова легкий и могущественный, аж страшно становится...
След оборвался так неожиданно, что я глазом моргнуть не успел. Просто бежал по дороге, и вдруг меня увлекло куда-то в темноту, а когда я вынырнул из нее, обнаружил себя стоящим в каких-то кустах в совершенно другом месте. И Шурфа Лонли-Локли рядом со мной не оказалось. Я все еще чувствовал след, как и ощущал, что его обладатель неудержимо слабеет, но мое внимание привлек призрачный, молочно-белый свет. Я не успел сделать и шага, как мне навстречу выплыла девушка. Я замер. Девушка была обнаженной, и головокружительно, чудовищно красивой. Стройная, длинноволосая, с идеальными тонкими пропорциями кукольной Лолиты и огромными распахнутыми глазами. Она вся словно светилась изнутри, длинные волосы почти до пят делали ее похожей на русалку. А я стоял, тяжело дыша, и не мог оторвать от нее глаз. Вся она была настолько нереальна, что у меня закружилась голова, и все пространство вокруг померкло. Она приблизилась одним плавным движением, вскинула тонкие легкие руки мне на плечи, и ее лицо оказалось так близко, что в ее серых глазах я увидел свое отражение. И слишком поздно понял, как грохочет в тревоге мое второе сердце...
Привстав на цыпочки, эта бесстыдно юная богиня прильнула ко мне поцелуем, воздушным, легким и терпким, и...
- Макс, назад! – раздался крик Шурфа, от неожиданности я отпрянул – и вовремя. Белая вспышка испепелила ее за долю секунды, и это зрелище так резануло мне сердце, что я едва не заорал от потрясения.
- Шурф, зачем...?! – и понял, что меня почти не держат ноги. Голова стала тяжелой, в ней стучала какая-то чудовищная пустота, под ногами не было следа, и пространство перед глазами поплыло. Я покачнулся, и Шурф подхватил меня. Стало ясно, что дела мои плохи.
- Я сделал это, потому что она – враг, - ответил он, пытаясь удержать мое тело в вертикальном положении. – Ты ушел Темным Путем, Макс, и это моя вина, я не смог сразу отправиться за тобой. И я не успел.
В его голосе слышалась неприкрытая досада. А я понял, что меня неудержимо клонит в сон.
- Я... утратил Искру? – пораженно спросил я. – Шурф, она... она выпила меня?
- Боюсь, что так. Эта тварь успела тебя одурманить, и, видимо, именно так они и гасили Искры других бедняг. Думаю, она бросилась тебе наперерез, чтобы сбить тебя со следа и дать уйти твоей жертве. И, надо сказать, она добилась своей цели. Но ты еще держишься. Это хороший знак.
- След, Шурф... я потерял след... – в отчаянье сообщил я.
- Знаю, - как-то странно сказал Лонли-Локли и добавил, - я на нем стою. Сейчас. И, признаться честно, мне очень не нравится это ощущение.
- Ты встал на след? – изумился я.
- Разумеется, у меня есть навык Мастера Преследования, Макс, - кивнул Шурф. – Но сейчас это произошло непроизвольно и без подготовки, стоило мне подойти к тебе. И, опять же, мне это очень не нравится.
Я стоически боролся со сном. Сильные руки Шурфа все еще держали меня, но перед глазами все предательски расплывалось. Я понял, что мой единственный шанс – говорить, чтобы удержаться за зыбкую, ускользающую реальность.
- Тогда ты должен отправиться по следу, Шурф, - посоветовал я. – Нам нельзя его упустить.
- Нет, Макс. Сейчас помощь нужна тебе, причем незамедлительно. А след... Видишь ли, Макс, я не могу пройти по этому следу. И это неприятное ощущение мне знакомо. Точно так же я чувствовал себя, когда мы с тобой были в Кеттари. Думаю, куда бы не ушел наш преступник, мне туда дороги нет. Но есть другая вещь, которая беспокоит меня сильнее всего остального.
После этих слов он опустил меня на землю, затем аккуратно снял свою левую смертоносную перчатку, и прищелкнул пальцами. С кончиков его пальцев сорвалась изумрудно-зеленая шаровая молния и улетела в кусты, разрослась там, стала большой и прозрачной, как мыльный пузырь, и растаяла. Мой смертный шар. Мой! Шурф надел перчатку, затем защитную рукавицу, и посмотрел на меня.
- Ты понял, что случилось, Макс? – спросил он.
- У тебя мои способности? – ахнул я, причем удивился так сильно, что сон почти отступил.
- Похоже, что так, - протянул он. Потом очень внимательно посмотрел на меня, подошел и снова поставил на ноги, хотя они меня совершенно не держали. Поднял и резко встряхнул за плечи. – Послушай, Макс. Не вздумай паниковать, но самое главное, не вздумай засыпать. Этого делать сейчас нельзя, ни при каких обстоятельствах, и твоя задача – не уснуть, пока я буду говорить с Джуффином. Воспользуйся моей дыхательной гимнастикой, к счастью, для ее использования магия тебе не нужна. Я постараюсь выяснить, что можно сделать.
С этими словами он умолк. Он по-прежнему держал меня, легко, словно я ничего не весил, но мне приходилось цепляться за его белоснежное лоохи, чтобы не упасть. Возможно, именно это спасало от назойливой, но такой сладкой дремоты, которая накатывала волнами, и я, наконец, понял, где мы находимся – запах... Где-то неподалеку трактир «Джуффинова Дюжина», разумеется, уже закрытый в такой поздний час... а Шурф тоже чем-то пахнет, таким ненавязчивым и ускользающим, как его улыбка, что почти невозможно определить...
- Макс, - сказал, наконец, Шурф, и в тоне его было что-то странное, словно бы он... колебался. – У сэра Джуффина Халли есть соображение, как можно вернуть тебе силу, причем прямо сейчас. Он не уверен, сработает этот способ или нет, но я уверен, что он тебе не понравится.
- Грешные Магистры, Шурф, - взмолился я. – Мне все равно, понравится или нет, я это переживу, главное не впасть в эту грешную назойливую спячку... Она меня с ума сведет, честное слово...
- Ладно, - произнес Лонли-Локли. – Я тебя предупредил. Но мне нужно, чтобы ты не сопротивлялся. Сможешь?
Я поднял на него глаза и остолбенел – сэр Шурф Лонли-Локли... был смущен. Это ни с чем нельзя перепутать! Грешные Магистры, что ему посоветовал Джуффин?!
- Не сопротивляться чему? – успел спросить я, чувствуя, что его руки сжали меня чуть крепче.
- Мне, - тихо ответил Шурф. И я умер. Потому что все мои чувства наперебой отвергали свои показания. Потому что этого не могло случиться при моей жизни. Этого не могло быть в этом мире, на этой планете, этого не могло произойти никогда, просто потому что так не бывает! Потому что мой друг, сэр Шурф Лонли-Локли, Мастер, Пресекающий Ненужные Жизни... потому что он целовал меня. Он. Меня. Поцеловал. И губы его прижались к моему рту с неотвратимостью смерти. От потрясения я замер, и он замер, прислушиваясь ко мне или к своим ощущениям... Пока я не почувствовал, почему он это делает. И мой рассудок нырнул в сальто...
В Шурфе была моя сила, и сила эта яростно рвалась ко мне, и я невольно разомкнул губы, вдыхая ее ртом, и попал в сумасшедший горячий поток, подхвативший меня, как течение уносит детский бумажный кораблик. Я ничего не соображал, но, кажется, меня била дрожь, и только руки Шурфа не давали мне упасть – так кружилась голова, и словно миллионы иголок проносились под кожей, впиваясь в виски, в ладони, в подушечки пальцев... Я не сразу понял, как пылко отвечаю на поцелуй. Кажется, я был не в состоянии соображать, и совсем не понимал, кто кого целует, он меня или все же я его... и кто из нас целует ради спасения, а кто по-настоящему, без каких-либо практических подтекстов... Это было уже почти неважно, но вот на грани этого самого «почти» мелькали какие-то бредовые мысли, о том, что мы целуемся с Лонли-Локли взахлеб, ночью, в кустах, где-то возле трактира, где нас по теории вероятности все же могут заметить... И наверняка у этого заметившего случится инфаркт – Ночное Лицо господина Почтеннейшего Начальника в Мантии Смерти обнимается и целуется с Мастером, Пресекающим Ненужные Жизни... Два самых страшных ужаса Мятежных Магистров и простых горожан... целуются. Самозабвенно, пылко, по-настоящему... Какие слухи поползут по Ехо... А мы, наверное, очень контрастно смотримся рядом...
...Какие только сумасшедшие образы не лезли мне в голову, но все они сводились к одному – Шурф Лонли-Локли целуется с той же деликатностью, настойчивостью и неотвратимостью, что и убивает... как и делает все остальное... и ему сейчас, как и в большинстве перечисленных случаев, просто невозможно сопротивляться...
Он отпустил меня первым. Я понял, что стою, мертвой хваткой вцепившись в его плечи, и мне отчаянно не хватает воздуха. Сила, кажется, тоже была при мне, но сердце колотилось, не находя покоя, и была еще усталость, и что-то еще...
- Макс, ты в порядке? – деликатно уточнил мой коллега. Я неуверенно кивнул и понял, что не могу посмотреть на Шурфа. Не могу. – Тебе следует сделать несколько дыхательных упражнений. Думаю, ты уже вполне можешь самостоятельно стоять на ногах.
И он осторожно убрал руки. Я покачнулся, но устоял, и даже нашел в себе силы сделать шаг назад. И все равно не мог ничего сказать, даже подумать, словно был сильно оглушен, потому послушно засопел все той же дыхательной гимнастикой.
- Макс, - спокойный, но жесткий голос Шурфа вернул меня в реальность. – Я думаю, тебе следует проверить сохранность твоей Искры на примере твоего Смертного Шара. Ты сейчас в состоянии сделать это? Если нет, то попробуй просто послать зов сэру Джуффину, и, если у тебя получится, скажи ему, что с тобой уже все в порядке.
А у этого парня даже дыхание не сбилось... Я кивнул и сосредоточился.

«Шурф меня поцеловал», - сообщил я, и понял, что нахожусь на грани хорошей, качественной истерики.
«Рад снова ощущать тебя живым, парень! – ответил мне веселый голос шефа. – Признаться, когда не смог послать тебе зов, грешным делом перепугался, что этот след привел тебя к гибели. Да не переживай ты так, нашел, из чего трагедию делать! Как будто ты только что допустил мысль о том, что людям это периодически свойственно, и что наш сэр Шурф тоже умеет целоваться»
«Только что…» - признался я.
«Дырку над тобой в небе, парень! Ситуация и так из ряда вон, чтобы мне еще ставить на место твою нежную душу школьника, первый раз ненароком попавшего в Квартал Свиданий! Где ты сейчас, кстати?»
«Где-то возле "Джуффиновой Дюжины"...»
«Тогда сворачивай истерику, и дуйте с Шурфом в Управление, до него всего ничего. Там и поговорим. Отбой»

И голос шефа исчез из моего сознания. Я почувствовал себя опустошенным. Влажная от пота скаба липла к спине. А еще мне было ужасно неловко, да так, что внутри все предательски сжималось.
- Как я понимаю, твое общение с сэром Джуффином прошло успешно, что значит, ты вернул себе силу. Признаться, я не ожидал, что это сработает, - раздался за моей спиной голос Лонли-Локли.
Я сделал над собой усилие, посмотрел на Шурфа и устало улыбнулся.
- Все в порядке, дружище, я просто чувствую себя ужасно уставшим. Оох, это грешное дело меня окончательно вымотало. Сэр Джуффин поздравляет нас с победой, а еще он резонно намекнул, что до Управления тут рукой подать, так что мы можем изложить все произошедшее за кружкой горячей камры в его обществе.
Как я не старался, а моя веселость была напускной. Шурф только головой покачал.
- Нет, Макс. Я отправлюсь в Управление и сообщу обо всем сэру Джуффину. А тебе следует пойти отдохнуть. У тебя сейчас не то состояние, чтобы думать и действовать, а сон – наилучшее лекарство от таких потрясений.
Разумеется, этот парень сразу меня раскусил. Подумать только... «от таких потрясений». Интересно, которое из потрясений он имеет в виду? Временную утрату Искры или же свой эксцентричный поступок? Признаться, находиться в обществе сэра Шурфа в таких растрепанных чувствах было неловко и даже почти болезненно, поэтому я только согласно кивнул на его предложение.
Когда мы вышли из зарослей на дорогу, Шурф, державшийся на почтительном расстоянии, направился к Дому у Моста, но потом остановился и бросил через плечо:
- Не бери в голову, Макс. Когда я предупреждал тебя о том, что тебе не понравятся мои действия, я предполагал, что ты отреагируешь на мой поступок подобным образом. Однако я сделал это не из собственной прихоти, а согласно ситуативной необходимости. И я, возможно, переоценил твое хладнокровие в этом вопросе, даже с учетом того, что мы ездили в Кеттари под видом супружеской пары. Но если мой поступок так сильно шокировал тебя, то, может, тебе стоит пока оставить это дело. В любом случае, утрата Искры, пусть и временная, хороший повод, и дает тебе такое право. Думаю, сэр Джуффин уступит. Хорошей ночи, Макс.
Я ошеломленно глядел на него, но Шурф уже направился к Управлению. В его последних словах мне послышался отголосок странной горечи, и оба моих сердца предательски заныли. Я открыл было рот, чтобы сказать ему что-то вслед, что-то ободряющее, веселое, но так и не нашел в себе слов. И от этих тяжелых камней на моем сердце в этот раз не помогали даже хваленые дыхательные упражнения. Ох, дружище, ввел ты меня в замешательство, дальше некуда...
Я отправился на улицу Желтых Камней, в квартиру, которая практически все время с момента ее приобретения оставалась пустой. Сейчас это было то, что нужно, и хотя я чувствовал себя дезертиром перед сэром Джуффином, перед Теххи, перед Шурфом, я позорно сбежал от всех. Мне следовало срочно успокоиться, и я залез во все подряд бассейны для омовения, пытаясь уговорить себя: «Ничего же не случилось, дорогуша. И Джуффин сказал тебе то же самое – трагедию лепишь на пустом месте. И Шурф сказал верно – ездили же вместе, под видом мужа и жены, и все было нормально, а тут... А тут была ночь, безжалостная сонливость и горячее дыхание Лонли-Локли, так странно спасшего мою шкуру, и его руки, и та ускользающая горечь вперемешку с безнадежностью... Причем эта же безнадежность мелькнула на его лице как раз перед тем, как... Наверняка он предполагал, что я буду психовать или излишне тревожиться по этому поводу. И, возможно, он опасался, что это подорвет наше отношение друг к другу... Не затем ли он посоветовал оставить дело, что всерьез думал, что я не смогу какое-то время с ним работать? А что, если это действительно так? Ох, грешные Магистры...»
С этими тяжелыми мыслями я заснул... и мне снилось, что Шурф меня целует. Или я его... или мы... целуемся... Причем он делал это с той неспешностью и тщательностью, словно хотел побить какой-то сумасшедший французский рекорд, а у меня кружилась голова... И во сне его руки без рукавиц и смертоносных перчаток медленно гладили меня вдоль позвоночника. И мы сидели на столе в его кабинете, словно разучивая новое, мне пока неизвестное колдовство... и он меня обучал, тщательно и со вкусом... как тем же дыхательным упражнениям... А я во сне сначала все никак не мог понять, почему он целует меня... а потом – почему он целует меня так осторожно, я же не стеклянный...

***
На закате меня разбудил зов сэра Джуффина Халли.

«Просыпайся, Макс. Уже закат, а тебя еще нет. Понимаю, что утрата Искры событие, конечно, шокирующее, но валяться без дела и трепетно лелеять свою хандру я тебе не дам. Время сейчас не то, чтобы можно было так бездумно разбрасываться кадрами. Сам знаешь, даже смерть не стала для тебя поводом, чтобы пропускать службу»
«Знаю, - отозвался я, - а потому и не лелеял планов увильнуть. По вашим же словам, у меня нет абсолютно никаких талантов в сфере отдыха. Я уже почти совсем встаю, только скажите мне, как там Меламори?»
«Леди Меламори в порядке, Макс. Сотофа довольно быстро смогла привести ее в чувство. Гораздо больше меня беспокоит ваш разлад с сэром Шурфом, но это уже на месте. Собирайся, Макс, жду тебя в Управлении»
«Только закажите чего-нибудь пожевать и камру, Джуффин» - взмолился я.
«Ладно, так и быть, поделюсь. Отбой».

Какой бы приятной не казалась мне перспектива валяния в уютной теплой полудреме, а вставать все же пришлось. И в третьем по счету бассейне для омовения я понял, что хандра моя никуда не делась. И где-то в глубине души я боялся наткнуться на Шурфа в Управлении Полного Порядка.
Всю дорогу я пытался отогнать это назойливое грызущее чувство. Я даже не мог понять, что именно чувствую... Я обижен на Шурфа за то, что он не предупредил меня о поцелуе? Может и так, но он честно предупредил, что его действия мне могут не понравиться, да и если бы он прямым текстом разъяснил мне своим лекторским тоном характер этих самых действий, я бы что – отказался от возвращения Искры? Я подумал, и решил, что не отказался бы. Значит, дело не в обиде. И никаких ассоциаций строгий могущественный Шурф не вызывает у меня с нежно-голубыми представителями моего мира. Я вообще никогда не думал о нем в таком ключе...
Примерно с такими мыслями я вошел в кабинет Джуффина. Благо, ни с кем по пути не встретился. И правильно – нечего им гадать, в чем причина моей постной рожи.
- Макс, ну неужели все так страшно? – спросил сэр Джуффин и покачал головой. – Вот уж никогда бы не подумал, что такой пустяк так сильно на тебя подействует. Ты сам-то в курсе, с чего тебе так паршиво?
- Представьте себе, нет, - признался я, делая первый глоток ароматной камры. – Пытался разобраться в этом и вчера, и сегодня, и все без толку. А все вы виноваты, Джуффин. Дали сэру Шурфу такой странный совет.
- Какой надо, такой и дал, - выкрутился шеф. – Зато сработало. Ты при своей Искре, а Лонли-Локли ядом не плюется. Правильно, хватит ему и своих способностей. Тем не менее, Макс, мне очень нужно, чтобы со своими эмоциями ты справился. Причем самостоятельно и прямо сейчас. Дело не терпит отлагательств, а твой разлад с Шурфом по такому смехотворному поводу может нам дорого обойтись. Вам предстоит совместное путешествие в Кеттари, Макс. Ну как? Ты счастлив?
- Счастлив, - кивнул я. – А почему в Кеттари, и почему с Шурфом?
- Потому что представители Ордена Неприкрытых Истин укрылись именно в Кеттари.
- Неприкрытых Истин? – переспросил я, вспоминая обнаженную красавицу.
- Да. И не перебивай меня, Макс, а лучше пожуй чего-нибудь, пока я буду объяснять, если хочешь в полной мере получить ответы на свои вопросы. Об этом Ордене почти не осталось сведений, поскольку судьба у него была короткая. Великого Магистра Маликониса Фара, по следу которого ты шел вчера, сослали в Кеттари вместе с его Орденом задолго до войны за Кодекс, и так уж получилось, что Маликонис вместе со своими прелестницами сгинул вместе с Кеттари, как ты уже знаешь, стараниями моего заклятого приятеля Лойсо. Но Маликонис не исчез, как и его Орден, а в момент разрушения был поглощен Хумгатом, и с тех пор является сущностью, обитающей в двух мирах одновременно. Это довольно затруднительно, поэтому Маликонис и леди его Ордена – да, Макс, его Орден состоял исключительно из прелестных юных леди, - научились привязывать себя к нашему миру, присваивая чужие Искры. Думаю, затем они и прибыли в Ехо – возле Сердца Мира они могут быть вполне материальными, и им не грозит затеряться в Хумгате. И, как я понял, эти Искры они копят. Чем больше Искр, тем материальней они становятся. То есть, можешь обрадовать леди Хатшаю и леди Химму - у их мужей есть шанс вернуть силу.
- А причем здесь наша поездка в Кеттари? – спросил я.
- А вот это самое интересное, Макс. Орден Неприкрытых Истин обитает в Кеттари. Причем он может находиться либо там, либо в Ехо. И, я полагаю, они долго копили Искры, чтобы попасть в столицу Соединенного Королевства. Видишь ли, Макс, Кеттари – это новый мир, и в этом мире тоже есть сердце, своего рода центр его могущества. А эти... эээ... леди могут обитать только рядом с таким центром. Встав на след Маликониса, ты тем самым сильно ослабил его. Дело в том, что до сих пор его девочки действовали безукоризненно – милые светящиеся прелестницы, которых легко принять за весьма сладкое наваждение, тут даже Нуфлин не устоял. Но Маликонис решил сам сделать ход, напав на Сотофу, с чем и просчитался. Сотофа – очень могущественная колдунья, которую не так просто поймать даже на самое сильное наваждение. Он подставил себя, из-за чего и пострадал. Новых нападений нет, а это значит, что действовать придется быстро, поскольку Орден укрылся в Кеттари, пока Маликонис не восстановит силы. И туда отправитесь вы.
- Но если мы должны действовать быстро, то как это возможно, если туда даже без каравана, с моим Ключом и всей моей скоростью почти дюжина дней пути?
- А я и не говорил, что вы отправитесь туда на амобилере, - ответил Джуффин. – Макс, где твое пространственное мышление? Или ты до сих пор думаешь, что простая дорога из Угуланда – единственный способ попасть в новорожденный мир?
- Вы имеете в виду Хумгат? – догадался я. – Пройти в Кеттари через Коридор между Мирами?
- Вот именно, - кивнул Джуффин. – Я думаю, вам придется идти туда через твой город в горах. Просто туда тебе будет проще попасть. Ты говорил, что оттуда есть дорога?
- Канатная дорога, - подтвердил я.
- Славно. И еще насчет того, почему с тобой отправится сэр Шурф, - Джуффин посмотрел на меня долгим тяжелым взглядом. – Я мог бы сейчас долго и со вкусом распинаться, что вы с Шурфом – единственные лица в Управлении, которые знают, что случилось с Кеттари, вы вместе там были, ты уже водил сэра Шурфа по своим снам, он самый надежный парень в Ехо и гарантированно сможет в случае чего тебя прикрыть. Но все равно основной причиной будет ваш разлад. Да, это я посоветовал Шурфу этот способ, поскольку раз уж сила ушла от тебя таким способом, была вероятность, что именно так она к тебе и вернется. Вот только я никак не ожидал, что ты так остро воспримешь этот эпизод и впадешь в меланхолию, так что смотреть противно. А главное – причина, по которой ты не в себе, в том, что ты потерял доверие к сэру Шурфу. А это куда более страшно. Уверенность в нашем деле решает все. Потому мне нужно, чтобы ты пошел именно с ним, как раз потому, что ваши отношения обострились, и убедился, что ничего фатального не случилось. Вообще-то, если уж на то пошло, то не случилось вообще ничего. Ты склонен сгущать краски, Макс, но если ты с этим не разберешься, плохо будет не только тебе с твоей паранойей по отношению к Шурфу, и не Шурфу, который потеряет напарника и друга в твоем лице. Плохо будет тогда, когда в нужный момент вы не сможете действовать вместе, и кто-нибудь пострадает. Надеюсь, ты понял меня.
Я кивнул. Что тут скажешь. Джуффин был как всегда прав. Когда Шурф меня поцеловал, я лишился опоры под ногами именно потому, что от него я меньше всего ожидал чего-то подобного. Шурф предсказуем, педантичен, невозмутим и стабилен настолько, что этой стабильности позавидовала бы любая мировая валюта. Потому отчасти на его надежности и невозмутимости держалась моя картина мира, и вот все то, что прежде вселяло в меня лошадиную дозу спокойствия и уверенности, подвело меня. Просто потому, что еще ни разу Шурфу не удавалось так сильно меня шокировать. Даже когда он обкурился травки в Кеттари, даже когда мы гуляли по моим снам, даже когда он пытался меня убить – это все худо-бедно укладывалось в мои представления о возможном, пусть и не сразу, постепенно. Но я еще ни разу не испытывал такого острого внутреннего противоречия между настоящим Шурфом и моим представлением о нем. Это во мне, болване, было дело, а вовсе не в самом Шурфе.
Поэтому я так глупо страшился встречаться с ним лишний раз, потому невольно, сам того не замечая, стал его избегать – я просто боялся, что что-то изменилось в моем старом друге. А я панически боялся потерять того Шурфа, что был мне дорог, не столько потому, что он был моей защитой и опорой, а потому, что дружбой с ним я дорожил, возможно, больше всего остального в этом прекрасном мире. Может быть потому, что эта дружба досталась мне особенно трудно, и нас с ним многое роднило и многое сближало, и я был чертовски рад мелькающей на его губах редкой улыбке, зная, что, возможно, я послужил ее причиной. И я бы отказался от своей Искры, по крайней мере, предложил бы другой способ, если бы знал, что его поцелуй может так сильно подорвать наши отношения.
Я панически боялся потерять моего друга Шурфа. И все равно терял его.

запись создана: 15.02.2010 в 19:32

@музыка: ~~~

@настроение: своеобразное

@темы: слэш, Шурф/Макс, фантики, Макс Фрай

---

Искры Маликониса Фара; продолжение2

продолжение2

Сэр Шурф Лонли-Локли ждал меня в моем доме на улице Старых Монеток – моем персональном месте входа в Коридор между Мирами. Он сидел на стуле в центре комнаты белоснежным изваянием, руки сложены на коленях, лицо бесстрастно и невозмутимо, как всегда. Я невольно замер на пороге.
За этот день я уже успел побывать в Мохнатом доме, проведать свою собаку и своих гипотетических жен, а также поострословить с Мелифаро, которого эти симпатичные дочери народа Хенха опять пытались соблазнить на поход в «Мед Кумона». По дороге назад пообщался с леди Химмой, сообщив ей, что все может быть хорошо, с сэром Махи Аинти, шерифом Кеттари, чтобы ждал нас в гости, причем, чтобы поговорить с этим потрясающим персонажем, мне пришлось остановить амобилер, и по окончании разговора меня можно было выжимать. А еще послал зов Теххи, которая как раз собиралась смотреть с Меламори какой-то очередной фильм... Но когда я вошел в эту небольшую квартиру, меня встретила пустота и причина моего недавнего, но назойливого волнения.
- Я надеюсь, тебя не слишком шокирует мой визит, Макс? – спросил Лонли-Локли. – Я пришел сюда потому, что сэр Джуффин убедил меня в необходимости отправиться в Кеттари как можно скорее, а поскольку у меня очень мало опыта в делах подобного рода, ведущим в этом путешествии будешь ты, и мне показалось логичным придти к твоей двери, предполагая, что и ты вскоре сюда придешь. И я не ошибся. Кстати, мне пришлось попросить удалиться на этот вечер леди Меламори и леди Теххи, надеюсь, ты не против такого самоуправства. Просто наши уважаемые леди хотели смотреть кино, однако при подготовке к путешествию между мирами не должно быть свидетелей.
- Ох, конечно я не против, Шурф, и твой визит меня не шокирует, - сказал я. – А наши прекрасные леди и так ходят смотреть кино почти каждый день, думаю, один вечер смогут и потерпеть. Ты как, готов к приключениям, дружище? Кстати, а что именно нам предстоит в Кеттари? Просто поубивать этих милых обнаженных фей?
- Нет, Макс, - строго сказал Лонли-Локли. – Где твое логическое мышление? Нам ни в коем случае нельзя их убивать. Иначе нам обоим предстоит возвращать Искры их владельцам тем же способом, каким я возвращал Искру тебе. Думаю, тебя, как и меня, не слишком устраивает такой вариант развития событий. Дело в том, что человек, убивший послушника Ордена Неприкрытых Истин, автоматически присваивает все захваченные им Искры. Правда, в моем случае мне повезло – прежние владельцы Искр, питавших ту юную леди, уже умерли - все, кроме тебя. Поэтому возвращать мне пришлось только твою, остальные же просто рассеялись.
- В таком случае, что нам с ними делать? Переловить?
- Такой вариант возможен, - кивнул Шурф. – Но мне кажется, что в этой ситуации гораздо полезнее будут твои Смертные шары. Если ты подчинишь их и прикажешь выпустить Искры, они подчинятся, и нам не придется тащить весь Орден Неприкрытых Истин через Хумгат в Ехо только затем, чтобы они предстали перед правосудием. Гораздо серьезней обстоит дело с Маликонисом Фара. Если я не ошибаюсь, он могущественный маг в области Невидимой магии, но очень уязвим и неопытен в Очевидной. Вот его следует опасаться прежде всего, хотя я не думаю, что устранить этого грозного Великого Магистра будет так уж сложно, случались Магистры и пострашнее.
Он говорил как всегда, обычным спокойным лекторским тоном, только что-то с ним было не так. Я не мог понять, что именно, но что-то неуловимо изменилось...
- Тогда, я думаю, нам следует поторопиться, раз уж сэр Джуффин на этом так настаивал, - предложил я, входя в комнату с видеотекой. Шурф последовал за мной. Я взял камешек-проводник, на всякий случай, и, подавляя неприятный холодок в желудке, спросил обычным тоном: - Ляжем вместе?
Шурф выдержал паузу, затем осторожно ответил, тщательно подбирая слова:
- Это совершенно необязательно. Я уже говорил тебе, Макс, что расстояние между головами спящих играет роль только в самом начале практики путешествия по сновидениям или по Коридору между Мирами. Другими словами, я вполне могу спать в соседней комнате, и ты без труда сможешь забрать меня оттуда. Думаю, нам действительно следует поступить именно так, тем более, что это не играет никакой существенной роли.
Он развернулся, чтобы выйти из комнаты, а я, наконец, понял, что с ним не так. Слишком много в его голосе было той самой осторожности. В его голосе, движениях, манере разговора слышалась прежняя сухая официальность, четкость и скованность, того и гляди, начнет обращаться ко мне «сэр». Он словно бы весь закрылся от меня. Словно бы был растерян, подавлен, даже смущен, и внимательно следил за мной, не зная, как теперь себя вести. А я... я равнодушная скотина, раз подумал, что мне одному хреново от этой напряженности в отношениях, от неизвестности, от страха потери чего-то очень ценного! И я дважды скотина, дырку в небе над моей головой, что позволил ему думать, что я ему больше не доверяю, а значит, что он мне больше не друг...
- Шурф, постой! – я схватил его за руку, ту самую, левую, и развернул к себе. Я был в таком отчаянье, что готов был выть или плакать. И я первый раз за все время после того грешного поцелуя осмелился открыто посмотреть ему в глаза. – Прости меня, дружище, сам не знаю, что на меня нашло! Ты только не подумай, я на тебя не злюсь и не обижаюсь, и ничего в таком роде. На самом деле я такая скотина, болван неблагодарный, ты вернул мне Искру, а я еще какую-то истерику устроил, так тебя и не поблагодарил-то толком. Все в порядке, Шурф. Все правда в порядке. Ты только больше не обращайся ко мне так, ладно? А то у меня случится какой-нибудь нервный срыв, если ты снова начнешь обращаться ко мне «сэр», и я горько заплачу и окончательно пойму, что моя жизнь не удалась.
Он несколько секунд внимательно смотрел на меня, а затем положил тяжелую руку мне на плечо.
- Никогда бы не подумал, что мои интонации имеют для тебя столь большое значение, - сказал он и улыбнулся уголками губ. – Но я рад, что все в порядке, Макс. Признаться, я был всерьез обеспокоен твоим состоянием, и даже предполагал временное прекращение нашего общения на то время, которое тебе понадобится, чтобы успокоиться и прийти в себя. Но я не предполагал, что мое ожидание и разумное бездействие могут довести тебя до сожалений о неудавшейся жизни.
- А все потому, что когда в наших отношениях что-то меняется, мир начинает делать стойку на лопатках, - уверенно заключил я. – Потому все правда в порядке, парень. Ты – самое фундаментальное явление природы этого прекрасного мира, который, по моему скромному мнению, вертится исключительно вокруг твоей оси. А мои тараканы – это мои тараканы, и мне их дрессировать.
- Занятная формулировка, - сказал Шурф, доставая из внутреннего кармана свою чудовищную тетрадь. Вот уж никогда не знаешь, какие из моих высказываний он решит внести в свои импровизированные «записки сумасшедших». Но еще более я не понимал, как ему удается писать разборчивый текст, не снимая своих ужасающих узорчатых рукавиц. Загадка, ей богу...
«Все правильно, дорогуша, - подумал я. – Если гармония и может вернуться в мир, то только на плечах сэра Лонли-Локли, самого смертоносного и самого уравновешенного существа всех времен и народов. А потому хватит навешивать на него какие-то совершенно невнятные ярлыки, Шурф есть Шурф, фундамент и опора мироздания, а заодно и меня самого. И хотя каждый сам себе Атлант, кто ж откажется быть пригретым под надежным белоснежным крылом этого потрясающего парня».
Засыпали вместе, лицом друг к другу, собранные и готовые ко всему. Я еще не имел понятия, как мы будем искать в Кеттари интересующих нас фей, и как потом оттуда выбираться, и сколько времени наше путешествие займет в Ехо... я не знал. Я погружался в уютную полудрему, и на периферии сна и яви заметил, что Шурф уже спит. Еще одно воистину ошеломляющее зрелище, я никогда не видел его спящим. А теперь, когда мой могущественный приятель спал напротив меня, мне показались такими смехотворными и глупыми мои прежние опасения, нервы и истерики. Я придвинулся к нему ближе, прижался лбом к его лбу и провалился в сон. Нас ждал Хумгат, Коридор между Мирами.
***
Из маленького города в горах мы спускались по канатной дороге. Сэр Махи Аинти, как оказалось, был в курсе нашего дела, поскольку эти грешные обнаженные нимфы промышляли и в Кеттари.
«Эти девочки с их безумным Магистром – явно не моих рук дело, мальчик, - говорил он. – Они как паразиты, воруют Искры горожан, и я это чувствую, поскольку эти Искры по сути являются частями моей Искры, питающей этот город. Я буду рад, если вы разберетесь с этими созданиями, мальчик, правда, мне еще ни разу не удавалось их поймать, они слишком стремительно ускользают. Но я надеюсь, у тебя с твоим заданием будет время, чтобы зайти навестить меня».
- Мы прибыли, Макс, - сказал мне Шурф, когда кабинка прибыла на узкую площадку, мы вышли, и перед нами открылся безлюдный тенистый парк. До Кеттари действительно оставалось недалеко, и мне грезился в воздухе его свежий ментоловый ветер.
Миновав одиннадцать деревьев вахари, мы вошли в этот славный город. Головокружительный воздух, милые, словно бы пряничные домики, удивительные по своей конструкции мосты, приветливые лица и обычная городская суета, а так же ковры, трактиры, и гремящая на все Соединенное Королевство слава самых хитрых игроков в крак... Кеттари. Родина сэра Джуффина Халли.
Даже с учетом нашей миссии в этом городе, я не мог не любоваться им, как старым добрым знакомым. Он произвел на меня совершенно фантастическое впечатление, когда я был здесь в первый раз, и сейчас мне доставляло совершенно неописуемое наслаждение вспоминать его, оживлять полузабытые образы в своей памяти, как протирать потускневшие от времени монетки. Шурф оставался к этому абсолютно равнодушным, хотя выражение его обычно невозмутимого лица немного смягчилось. Конечно, это совсем не походило на расслабленное спокойствие спящего сэра Шурфа – самое феноменальное зрелище во Вселенной – но я уже учился различать на его лице даже едва заметные оттенки настроения. Наше перемещение несколько замедлялось отсутствием амобилера, но брать его напрокат мы с Лонли-Локли отказались сразу – в этот раз нас серьезно подгоняло время, и следовало найти этот грешный Орден Неприкрытых Истин как можно скорее.
На сей раз пришлось остановиться в отеле. До следующего каравана оставалось еще около дюжины дней, потому места в отеле были, и нам, благо, хватило денег, чтобы оплатить три дня проживания. За этот срок мы должны были успеть найти и обезвредить орден обнаженных красоток, и я старался гнать от себя мысли о том, сколько времени эти три дня займут в переводе на суточный эквивалент Ехо. Ладно, поживем-увидим.
***
- Только не вздумай, пожалуйста, играть в крак, дружище, - подколол я Шурфа, когда мы обосновались в номере. Пока мы уладили все формальности, поужинали и перебрались сюда, на улице уже начало темнеть. Лонли-Локли устроился в кресле с какой-то газетой в руках, приобретенной, видимо, по пути к отелю, поскольку до сих пор я не замечал в его руках никакой сомнительной макулатуры. Мы решили начать поиски ночью, но мне нужна была чуть более полная информация, потому я собирался нанести визит в трактир «Сельская Кухня», где обычно обитает сэр Махи Аинти. – Я собираюсь тебя покинуть на вечер, а за это время, вспоминая прошлый опыт, ты можешь проиграть не только все наше суммарное жалование, но и меня заодно.
- Не говори ерунды, Макс, - отозвался Шурф. – У меня нет никакого намеренья играть в крак с местными жителями, поскольку у нас здесь есть дело, и мой рассудок на сей раз ничем не одурманен. А если ты намекаешь, что мне во время твоего отсутствия станет скучно, то можешь не переживать. Я найду, чем заняться.
- Именно это я и имел в виду, дружище, - улыбнулся я. – Не переживай, я покину тебя ненадолго, и, надеюсь, принесу хоть какие-нибудь сведенья, где искать этот грешный Орден.
- Надеюсь на то, - кивнул Шурф, а затем адресовал мне внимательный взгляд. – Я надеюсь, ты не забыл мое напутствие быть осторожным, Макс. Пожалуйста, постарайся не влипнуть в неприятности, ладно?
- Я очень постараюсь, Шурф, - пообещал я. – Ты не волнуйся, я скоро вернусь, и мы вместе отправимся на поиски. Куда ж я сунусь без такой надежной и проверенной гарантии выживания, как твои очумелые ручки?
- Надеюсь, что так, - произнес Шурф. – Просто сегодня мне как-то особенно неспокойно, Макс.
- Я буду осторожен, - отозвался я, уже покидая номер.
Трактир «Сельская Кухня» в его тайном помещении, как обычно, был пуст, не считая наличия там шерифа Кеттари сэра Махи Аинти. Очаровательная полная леди-тень по имени Гелика уже принесла нам кувшин камры.
- Я рад снова видеть тебя в наших краях, мальчик, - сэр Махи улыбался в рыжеватые усы. – И хотя тебя и твоего спутника привело сюда исключительно важное дело, я все равно рад, что ты выбрал время зайти сюда. Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Этих очаровательных обнаженных прелестниц я видел всего несколько раз, и они тут же таяли в воздухе. Однако сообщения об утратах Искры чаще всего долетали с южных окраин. Там находится местный Приют Безумных, и неудивительно, что эти девочки начинали именно с него. Среди безумцев часто встречаются очень могущественные колдуны. О самом Ордене и о его Великом Магистре я почти ничего не знаю, более того, я даже не застал их официальное прибытие в Кеттари, тогда еще вполне реального города. Потому не думаю, что от меня тебе будет какая-то польза в этом вопросе, мальчик.
- От вас всегда есть польза, сэр Махи, - улыбнулся я, отхлебывая камру. – Во всяком случае, вы дали мне направление. А где находится этот ваш Приют Безумных? Южные окраины довольно большая территория.
- Спроси что-нибудь попроще, мальчик, - рассмеялся Махи Аинти. – Мне кое-как удалось восстановить центр и те места, где я бывал чаще, чем два-три раза. А Приют Безумных находится на самой окраине, туда можно добраться по улице Рукописных Книг, кажется, она называется именно так.
Я не мог уйти просто так, даже получив нужную информацию. Отчасти и потому, что это противоречило правилам приличия, но на самом деле я был действительно рад видеть Махи, и не хотел, чтобы наша встреча закончилась так скоро. Поэтому мы еще какое-то время болтали. Я развлекал сэра Махи байками о своих и не только своих приключениях, рассказывал о жизни Ехо, о своем воцарении, о Хумгате, о древних Магистрах, которых нам пришлось ловить, о корабле из Арвароха и о многом-многом другом. Махи улыбался в усы, слушая эти бредни, но, кажется, ему действительно было интересно, как мы там в Ехо играем в тайных сыщиков под руководством грозного Кеттарийского Охотника, сэра Джуффина Халли.
Когда я вышел из «Сельской Кухни», вокруг уже была ночь, прохладная и свежая, как мятная пастилка. Я осмотрелся вокруг, и ночь постепенно пленила меня. Я сказал себе, что Шурф не обидится, если я немного прогуляюсь в этой чудесной ночи один, потому как далее мы будем заняты совсем другими делами, а мои ноги могут так и не вспомнить прелесть ночных прогулок по Кеттари. В общем, я медленно двинулся вниз по улице, приняв «Сельскую Кухню» за ориентир. До нашего отеля от этого трактира было всего пятнадцать минут пешком.
Ночь постепенно поглощала меня, и огни фигурных мостов, и этот удивительный ментоловый ветер, и уже почти совсем опустевшие улицы... я понял, как тосковал по этому городу, и что этот город, возможно, тоже рад снова встретить и вспомнить меня. Кажется, я шлялся около часа, запоминая дорогу, но не слишком интересуясь своим точным местонахождением – помнил еще, какими сюрпризами богат этот славный город. И мою голову уже посетила мысль о том, что пора возвращаться назад, и я даже успел пройти квартал обратно до перекрестка, как вдруг... мои ступни загорелись знакомой горячей чесоткой чужого потустороннего следа. Оба моих сердца сошли с ума, первое, мое, в панике, что я опять страшно влип, а второе, сердце моей тени, от горячего ощущения опасности, потому что ноги мои опять несут меня куда-то по этому грешному следу...
«Макс, я начинаю беспокоиться, - Шурф прислал мне зов через десять минут, когда сердца мои бились в ритме тамтамов, а ноги отчаянно ныли. Мимо проносились огни, в ушах грохотал пульс, и я не мог остановиться, чтобы ответить на его зов. – Надеюсь, у тебя все в порядке?»
Ох, дружище, я опять тебя подвел...
«Макс, - тон Шурфа стал строгим и напряженным, - где ты сейчас?»
Я поискал глазами таблички с названиями улиц, по которым я петлял, и увидел одну, под фонарем. Только этого не хватало...
«Улица Рукописных Книг, - успел ответить я, чуть не врезавшись перила моста. – След, Шурф!»
«Я понял», - раздалось у меня в голове, и Лонли-Локли исчез из моего сознания.
Я уже знал, куда несет меня этот грешный след. Приют Безумных, старенькое двухэтажное здание среди кустов и деревьев, чуть вдалеке от города... точнее, бывший Приют Безумных и действующая резиденция Ордена Неприкрытых Истин. Я откуда-то знал, что так оно и есть, а в последнее время привык верить своим ощущениям, даже смутным предчувствиям.
Я влетел в парадные двери Приюта. Здесь было темно и тихо. Широкая каменная лестница напротив входа вела на второй этаж, и меня понесло по ней. Я думал, что когда кончится этот след, я сам упаду замертво – так долго и быстро я не бегал уже очень давно, и все равно мне не хватало скорости, поскольку Великий Магистр Маликонис Фара носился с такой скоростью, с какой я обычно гоняю на амобилере по Ехо. Я был абсолютно уверен, что это его след. И на сей раз я совсем не боялся убить этого парня. Что-то этому Магистру крайне не везло на мое везение... или это мне везло на его следы... или же он единственный из своего Ордена имел собственный след, а не приобретенный с чьей-нибудь Искрой.
Мой путь оборвался в небольшой комнате второго этажа. Он там окончился по простой и совершенно глупой причине – хоть я и стал обладателем ночного угуландского зрения, все равно несся с такой скоростью, что не заметил порог. Пришлось вспомнить азарт детских дошкольных игр, разбитые коленки и ободранные локти, но я все равно возблагодарил все гипотетические высшие силы за то, что этот порог попался на моем пути. Это остановило мой бег, и внутренности сразу свернулись в бараний рог. Я даже не мог подняться, с усилием пытаясь восстановить дыхание при помощи знаменитых дыхательных упражнений Лонли-Локли. Кажется, ничто не может так сильно вымотать тайного сыщика, как заурядная физическая нагрузка, вроде марафона с препятствиями. Когда же во мне соизволили обнаружиться силы, рискнувшие попытаться поднять меня с пола, я увидел небольшую комнату, вроде ординаторской, письменный стол, заваленный самопишущими табличками, и несколько жестких стульев. На полу стоял один-единственный светильник с молочно-белым светящимся газом, хотя у нас в Ехо свет таких светильников имеет голубоватый оттенок. Комната была пуста. Не понимая, зачем этот грешный след привел меня сюда, я поднялся на ноги, отряхнул Мантию Смерти, и увидел, как из темных углов стали высвечиваться части женских тел. Сперва руки, ноги, и затем уже юные нимфы стали вылезать целиком, прямо из стен... разные, все фантастически красивые, и все они двигались ко мне.
Оцепенение прошло тогда, когда мое второе сердце уверенно стукнуло изнутри: «Приди в себя, парень! Сейчас не время расслабляться!». Я решил послушать умную мышцу, и прищелкнул пальцами левой руки. Ослепительно яркий, зеленый Смертный шар, сорвавшийся с кончиков моих пальцев, ударил в грудь одну из девушек. Она покачнулась, и замерла. Она ничего не говорила, но сам вид ее покорности убедил меня в том, что она мне подвластна. Но я не успел дать ей команду, даже не успел выпустить второй Смертный шар – остальные юные феи, заметившие неподвижность своей подруги, метнулись к ней с ошеломляющей скоростью, а то, что произошло дальше...
Я еле удержал камру в желудке. Бедняжку просто разорвали на ошметки белого света... и съели. Они. Ее. Съели. Выпили, поглотили, или как-то еще... В их телах не было крови, только субстанция, напоминающая сжиженный свет или плазму. Но вся эта тошнотворная оргия закончилась в считанные секунды, и их глаза обернулись ко мне. Я понял, что времени терять нельзя, и быстро защелкал пальцами. Зеленые молнии летели во все стороны, и действия повторялись, юные божественные нимфы с кукольными телами и длинными волнистыми волосами пожирали друг друга. Пока из восьми не осталось всего две. Я уже изготовился еще раз щелкнуть пальцами, но не успел – тонкая ручка легла на мою кисть, и сзади ко мне прижалось чье-то хрупкое тело, своим прикосновением продирающее до костей.
Я был парализован, перед глазами плыло, словно я был смертельно пьян... Юные девы приближались спереди, боковым зрением я тоже улавливал движение, то есть их в общей сложности было четверо. Двигаться я не мог. Не мог даже толком сфокусировать зрение, а юные леди, что направлялись ко мне из комнаты, кажется, грезили желанием сделать со мной то же самое, что и со своими подружками. Потому как их сияющие кукольные лица портили ряды острых акульих зубов, мелькающие между пухлыми губками... заостренные лезвия, исчезающие где-то глубоко в горле. От страха я дернулся, и в голову ударила лихая идея – я не мог избавиться от той, что обнимала меня сзади, зато мог двигать ногами, и вскоре я нашел то, что искал. Тот самый проклятый след...
Он рванул меня вперед, буквально выдергивая из цепких рук плотоядной феи, я вихрем промчался мимо обнаженных голодных богинь, но увы, обнаружил, что совершенно не умею проходить сквозь стены. В конце концов я просто налетел на стол, больно ударивший меня в живот. На пол полетели самопишущие таблички, я согнулся пополам, но не успел даже обернуться – чужие руки развернули меня, повалив на стол спиной. Четыре прекрасные девушки, плоды самых сладких эротических фантазий, склонились надо мной, пленяя этой страшной могучей силой, и у меня оставался последний козырь, хотя их нельзя было убивать... во рту скапливалась вязкая, горькая слюна. Между феями возникла короткая неразбериха, каждая хотела выпить мою Искру самостоятельно, ни с кем не делясь, но одна все же рванулась к моему лицу, та, которая раньше обнимала меня сзади, не давая выпустить зеленую шаровую молнию... И так быстро рванулась, что я не успел в нее плюнуть... она просто выпила мой яд. Выпила след из-под моих ног, выпила мои Смертные шары... Я понял, что пропал.
Из меня постепенно уходила жизнь. Я утратил свой любимый фокус, позволяющий спрятать любой предмет или человека между большим и указательным пальцами, утратил способность доставать всякую всячину из Щели между Мирами, способность варить камру, сюжеты моих сновидений, Безмолвную речь и все то, что составляло мое теперешнее существо... Я переставал быть. Сэр Макс из Ехо медленно таял, а в глазах целующей меня прелестницы была одна голодная пустота и серая бесконечность Хумгата. А потому я закрыл глаза. Внутри постепенно становилось пусто, только сердце гулко ударяло в эту пустоту, раз-два-три...
Я открыл глаза, когда меня сквозь ресницы ослепила вспышка. Сквозь вязкий туман мне удалось понять, что девушки-нимфы на мне уже нет, зато перед глазами все еще мелькает во мраке белое сияние.
- Макс, я же просил тебя не влипать в неприятности, - строго сказал сэр Шурф, и я чуть не умер от облегчения. Он меня нашел. Он пришел за мной, он... Он здесь. От одной этой мысли я едва не потерял сознание.
- У меня дежа-вю, - хрипло сообщил я и глупо хихикнул.
- Значение этого слова ты мне растолкуешь после. Позволь тебе напомнить, что ты валяешься на столе в Приюте Безумных города Кеттари, и у нас здесь дело. Как и договаривались, я не убивал этих леди, кроме той, что пила твою Искру, но их было только четыре. Хотелось бы знать, где остальные.
- Они друг друга ели, - сообщил я. – Когда я пытался подчинить их своими Смертными шарами.
- Ели? – педантично переспросил Шурф и задумался. – И ты не приказывал им ничего подобного?
- Нет, - хрипло отозвался я.
- Странно. Но с другой стороны, если они ели друг друга, то они автоматически присваивали себе Искры... эээ... поедаемых. Значит, мы ничего не потеряли. Макс, ты уверен, что хочешь и дальше продолжать тут лежать?
- Не уверен, - отозвался я, и почувствовал, как руки Шурфа приподнимают меня, помогая мне сесть, отчего у меня сразу закружилась голова. Зато я увидел три обнаженных светящихся тела, неподвижно лежащих на полу. – Оох, спасибо, дружище. Что это ты с ними сделал? И как ты меня нашел?
- Они просто парализованы, - ответил мой друг. – Мои руки могут не только убивать моих жертв. А нашел тебя... видишь ли, Макс, поскольку улица Рукописных Книг довольно длинная, а я не знал, в какую именно сторону ты направился, то мне пришлось встать на твой след. Признаться, ни разу еще такого жуткого ощущения при преследовании я не испытывал.
- А оно было жутким? – спросил я.
- Весьма. Смею тебе напомнить, что ты формально мертв, Макс, и идти мне пришлось по следу мертвеца. И, увы, Макс, мне придется затронуть одну скользкую тему, хотя тебе этого и не хочется.
Скользкую тему? Точно... он же сказал...
- Ты убил ту леди, - деревянным голосом сообщил я. Шурф кивнул.
- И должен заметить, мне пришлось это сделать не только потому, что ты остаешься без Искры и можешь уснуть, но и потому, что без твоей Искры мы просто-напросто не попадем назад в Ехо, а значит, и все остальные Искры тоже туда не попадут. Пойми меня верно, Макс, некоторые вещи просто приходится делать. И, как выражался этот арварохский военачальник Алотхо Аллирох, в этом мире рождается слишком мало существ, чьи желания имеют какое-то значение. Как и не-желания, я полагаю. И мы с тобой не в их числе. Макс, мне придется проделать то же, что и в прошлый раз. Но если у тебя есть соображения, как этого можно избежать и при этом вернуть тебе твою силу, я тебя выслушаю.
Мое сердце гулко билось о ребра. Дремота была еще недостаточно сильной, чтобы всерьез заявлять на меня свои права, но холод сжал мне внутренности. Я попытался сфокусировать взгляд, и вскоре увидел Шурфа. Очень близко. Не так четко, как хотелось бы, но и этого было достаточно, чтобы проклятая тревога прошла. Черт возьми, я был рад ему, и его руки были самым смертоносным и самым безопасным местом во всей Вселенной. Я устал думать о том, «что будет, если...» Я устал бояться последствий, и устал от этого убегать. И густая горячая ярость во мне наконец-то достигла того предела, когда можно смело разворачиваться страху навстречу. И как с головой бросаются в холодную воду, я подался вперед, обнимая своего друга за шею, и неуклюже впился губами в губы Шурфа. «Я тебе доверяю, дружище». Это все, что я хотел выразить этим глупым, отчаянным порывом. И Лонли-Локли понял меня.
Я вспомнил, что Джуффин говорил недавно: «Мазохист ты, сэр Макс!». И понял, что он был прав. Это было очень своеобразное чувство – я сгорал от стыда, от глупости и неуместности самой ситуации, от осознания самого факта происходящего, вызывающего внутренний истерический смех. Я чувствовал страх, или скорее волнение, вьющее свои холодные гибкие кольца в моем животе. И я ломал в себе все это. Я делал все наоборот – я рвался навстречу, сам был инициатором, сам целовал Шурфа. Сам. Чтобы понять, что я этого не боюсь.
Сила возвращалась ко мне, но я этого почти не ощущал. Поцелуй вовлек меня в какой-то безумный азарт, и сила была здесь ни при чем... И Лонли-Локли принимал мой порыв и тонко схватывал любые намеки, верно истолковывал жесты, и не отталкивал меня. Может быть, знал, что сейчас мне необходимо. И что необходимо мне именно это. И целовал меня. Нет. Целовался со мной. Медленно, тщательно и настолько головокружительно, что ошметками спятившего сознания я уцепился за факт, что наш маленький междусобойчик не закончится поцелуем.
И опять он отстранился первым. Тогда, когда я был готов орать на него благим матом, чтобы он не смел прекращать. И я чувствовал, восьмым, десятым, двадцать пятым чувством, что это еще не конец.
Шурф склонился надо мной, и я заметил, что он улыбается. И понял. Мой друг больше не Шурф Лонли-Локли. И не Безумный Рыбник. Мой приятель стал тем парнем, с которым мы вместе когда-то путешествовали по моим снам и по городу в горах... Может быть, Шурф стал собой, не став выбирать ни одну из двух своих личин. Может быть, потому, что для таких эксцентричных бесстыдных поступков не годился ни один из этих парней.
- Макс, тебе не кажется, что мы несколько перегибаем палку? – спросил у меня над ухом спокойный, немного насмешливый голос. – Думаю, у происходящего должна быть какая-то объективная причина.
- К черту, - хрипло отозвался я. – Если я сейчас начну искать объективную причину, мой рассудок окончательно помашет мне ручкой с борта «Титаника». Пока что я просто так хочу, потому что так правильно. Здесь и сейчас, и я склонен верить своим ощущениям. Но если тебе нужна причина, дружище, считай, что я восстанавливаю свою пострадавшую психику, а ты... а тебе этого просто хочется, верно?
- Довольно странный способ восстанавливать психику, на мой вкус, - заметил Шурф. Он был совершенно спокоен, только во взгляде читалась лукавая насмешливая улыбка. Я практически висел на нем, а его руки в огромных узорчатых рукавицах упирались в стол по обеим сторонам от меня. Он заметил это, и одна его рука, придерживая мою спину, опустила меня на стол. Я терял голову от собственных выходок, Шурф наверняка решил, что я уже сошел с ума. Может быть, так оно и есть. Но это не самая плохая разновидность сумасшествия.
- Я думаю, тебе следует прийти в себя, - его голос горячим шепотом звучал у меня над ухом и абсолютно противоречил его словам. Во всяком случае я с ужасом ощутил, что от этого низкого спокойного голоса мое мужское достоинство становится все достойнее и достойнее... – Вскоре ты поймешь, что делал, и тебе станет стыдно, ты опять вобьешь себе в голову, что я для тебя опасен, и начнешь меня избегать. Мне не хочется такого итога. Даже если сейчас я не против такого поворота событий. Раз уж мы начали этот разговор, я не стану отрицать, что ты мне в определенном смысле нравишься, Макс. Как и многим другим. Во всяком случае, в нашем мире существует очень мало разумных существ, способных устоять перед силой твоего обаяния. И ты заражаешь этим обаянием всех, кто тебя окружает, даже таких принципиальных зануд, как я. Потому тебя очень сложно не-любить, если можно так выразиться, но это не значит, что мои внутренние чувства должны отражаться на плоти, и что я стану выражать свою симпатию к тебе подобным образом. Энергия нашего мира редко предполагает какое-либо физическое вмешательство, а ты...
Я не дал ему перейти на лекторский тон. Поскольку знал, что он увиливает, скрывая свои истинные чувства, и я всем телом подался вперед, прижимаясь к нему, и складки моей Мантии Смерти вжались в его белое лоохи. И я не ошибся. Он замер на полуслове. И я замер. Потому что не знал, чего хочу за этим безумным действием. Мне срывало башню от собственной храбрости, хотя внутри все похолодело при мысли, как он может истолковать мой намек... а как я сам его могу истолковать?
- Кажется, иногда оно предполагает некое физическое вмешательство, - сказал я тихо, насколько позволяло сжатое в спазме горло. – Не бери в голову эту теоретическую ересь, дружище. Ты же должен понять...
Его сухие горячие губы прижались к моему виску. Кажется, это было согласие. А затем его тело обрушилось на меня, впечатывая в стол, и сквозь скабу и Мантию Смерти, я чувствовал его влечение ко мне, и вероятность того, чего он никогда делать не станет. Он сам давал мне понять, насколько сильно хочет меня, но в тоже время полностью держит себя под контролем. И я бесстыдно рванулся ему навстречу. Кажется, такая тактика становится моей второй натурой... И наши тела забились, как кремень о кремень, прижимаясь друг к другу... Мне башню снесло от остроты ощущений, кажется, я стонал ему в губы, хотя обещал себе этого не делать. Мы целовались, но уже совсем иначе, хотя Шурф есть Шурф... Он двигался медленно, плавно и размеренно, в четком, слаженном ритме, и под моими руками волной изгибался его позвоночник, а мне не хватало воздуха. Белое, черное, руки и губы, и яркий отголосок вспыхнувшей взаимной страсти, здесь, в таком месте, в такое время, и страсть по-подростковому, сквозь одежду – все это еще сильнее возбуждало, провоцировало на ответ, словно эта была наша личная, почти детская бесстыдная тайна, которую мы создавали сами, здесь и сейчас. И преграды между кожей и кожей, между «происходит» и «может быть, происходит», белое и черное, вечные свидетели нашего триумфа и нашего позора. И его беспощадность, тщательность и неспешность движений, граничащая с вопиющей жестокостью, готова была разорвать меня на молекулы в любой момент, а мне этого не хотелось, ведь этого больше может никогда не случиться...
- Макс, попробуй проделать некоторые дыхательные упражнения, которым я тебя учил, - сказал он мне своим невозможным тоном, завершая движение, прижимаясь так тесно, что искры перед глазами вспыхивали.
- Как... ты...? – слова давались ужасно трудно.
- Я же знаю, ты все делаешь быстро.
И знает ведь... Я не смог ему ответить, только начал дышать размереннее, стараясь отсрочить неизбежное, превращая наше импровизированное слияние в настоящую пытку, и, черт возьми, мне это нравилось. Он не торопился, был чуток, внимателен и осторожен, и не менял ритма, чем еще больше мучил меня, заставляя выгибаться ему навстречу, чтобы поймать ускользающую остроту ощущений. Я раскрылся Шурфу, распахнулся ему навстречу, хрипло вскрикивая на каждое новое движение, и я доверял ему, как никому другому, и я хотел, чтобы он это знал. И он знал. Он принимал меня, раскрываясь мне навстречу. Взаимообмен признаниями, да?.. Его губы прижимались к моему виску, пока я трясущимися руками сжимал его шею и вжимался в него, усиленно стараясь дышать правильно и погасить, пусть на какое-то время, вспышку яркого, бессовестного, фантастического наслаждения...
Я не удержался первым. Даже дыхательные упражнения не помогли. Я задрожал в его руках, прижимаясь к нему со всей силой, и ощущая каждой сведенной судорогой клеткой своего существа только оглушительную пелену экстаза, нирвану, чудовищный, нечеловеческий кайф... И подумал было расстроиться, что не выдержал, сдался. И передумал, когда Шурф ринулся следом... Мы обменялись достойными тайнами. Думаю, таким его видела только его жена, да и то не уверен. Но эту сцену я впитал кожей, впечатал на межклеточный уровень, навсегда, чтобы запомнить его лицо в этот момент, и глаза, подернутые пеленой апогея страсти, и дрожь его тела, и замершее дыхание...
Я уже сидел на столе в кольце его рук и пытался отдышаться. Тюрбан давно уже упал на пол, и мои отросшие патлы липли к влажному от пота лицу. Шурф, наверное, бессознательно гладил меня по голове, и что-то шептал. Какая-нибудь восемьсот шестьдесят четвертая ступень фиолетовой магии, и моя оскверненная Мантия Смерти навсегда забыла о своем осквернении. Может, как-нибудь попрошу обучить меня этому фокусу, вдруг пригодится.
- Шурф... ты только не очень удивляйся, если я скажу, что я тебя люблю, - хрипло сказал я.
- Не стану я удивляться, - отозвался он. – Ты всех любишь, Макс. И это потому, что тебе свойственно искренне любить наш мир, а я, по твоему собственному выражению, один из опорных шестов этого мироздания. Потому нет ничего удивительного, что ты думаешь так. Хотя обычно ты вкладываешь в это понятие несколько иной смысл.
- Грешные Магистры, парень, с тобой совершенно невозможно говорить о высоких чувствах, - рассмеялся я. – Тем не менее, я так счастлив, что могу обнять весь мир... ну, или хотя бы глобус! Главное – это разумные пределы!
- Да, Макс, иногда ты весьма любопытно складываешь слова, - покачал головой Шурф. Мы посмотрели друг на друга, и я ему улыбнулся. Он ответил мне той самой насмешливой лукавой улыбкой. Мы еще кое-что знали друг о друге. Мы любили друг друга. И именно потому никогда бы не смогли по-настоящему изменить своим девушкам. Потому что любовь, построенная на взаимном уважении, не может опуститься до банального физического контакта, тем более, если один должен подчиняться другому. Меня шокировало хотя бы то, что меня не шокируют такие мысли. Более того, эти мысли мне нравились. Все правильно, дорогуша. Только так, как и должно быть.
А потом мы стали снова заниматься делами. Великого Магистра Маликониса Фара мы нашли вообще в подвальном помещении, изрядно ослабленного моим топтанием по его следу. Вопреки ожиданиям, он был одет, и выглядел как обычный, весьма привлекательный молодой человек. Одна маленькая зеленая шаровая молния, возникшая от щелчка моих пальцев, и Великий Магистр послушно сообщил:
- Я с тобой, Хозяин.
- Хорошо, раз ты со мной, приказываю тебе отпустить все Искры обратно к их владельцам. Это обязательно. И девочкам своим прикажи сделать то же самое.
Оказалось, что такой формулировки вполне достаточно. Я даже не успел оформить следующую часть своего приказа – Великий Магистр Маликонис Фара исчез из этого мира. Наверное, его поглотил Хумгат, раз здесь его и этих девочек держали исключительно похищенные Искры. Разумеется, юных фей, обездвиженных сэром Шурфом, тоже уже не наблюдалось. Такой финал казался мне закономерным и правильным. Хотя и показалось, что это было довольно просто, или же я просто везучий парень.
- Макс, у нас есть в Кеттари еще какие-нибудь дела? – педантично осведомился Шурф, когда мы покидали Приют Безумных. Что самое странное, самих безумных здесь не было. Быть может, послушники Ордена Неприкрытых Истин поубивали бедняг и закопали где-нибудь в ближайших кустах... или неаппетитно съели... или же старый шериф Кеттари, сэр Махи Аинти, просто забыл их вспомнить, когда воссоздавал этот чудесный город.
- Нет у нас никаких дел, если только мы не забыли в отеле никаких вещей. Ну и, конечно, тех бешеных денег, что мы заплатили за трое суток проживания. Какое бездумное расточительство... Сэр Донди Мелихаис будет нами очень недоволен. Правда, здорово?
- А как же, - согласился Шурф. – Просто мне показалось, что для возвращения в Ехо нам можно не отправляться обратно к исходной точке. Я прав?
- Прав, - согласился я. – Думаю, сгодится любая дверь, открытая в темноте. Раньше, во всяком случае, это работало именно так. Идем, дружище. Наверняка нас уже ждут за кружкой горячей камры, сгорая от любопытства.
- Может, и так, - чуть улыбнулся Шурф. И мы пошли искать дверь в темноте, коих здесь было предостаточно. Когда подходящая была найдена, мы взялись за руки, и когда я уже дотронулся до ручки двери, сэр Шурф невесомо коснулся губами моего виска. Грешные Магистры, какие же сюрпризы преподносит этот прекрасный мир...

@музыка: ~~~

@настроение: никакого

@темы: слэш, Шурф/Макс, фантики, Макс Фрай

---

Очередное тестопрохождение...

Подсмотрел в дневнике у Э. тест, эльфы вызвали во мне жгучее любопытство, и хотя я тесты не особенно люблю, нужную клавишу ткнул. Вот, собственно, что получилось:

Узнайте о себе много нового

Ваше имя Вы считаете себя: Белым волком Но на самом деле вы: Пират Друзья: Ходят перед вами на цыпочках Когда вам грустно вы: Пытаетесь заесть обиду подвернувшимся врагом Когда вам весело вы: Радуетесь жизни Вы любите: Людей Ваш внутренний зверь: Пацифист

все гадания на aeterna.ru

Не знаю, правда это или нет, но меня с этого прет^^

@музыка: шагай-шагай вперед, отъявленный маньяк~

@настроение: ^^

@темы: тест

---

Иллюстрации - 2

У обнаженного меча
Из всех времен одно -
Сейчас.
Г.Л. Олди

Продолжая тему...
Очень люблю этот роман Олди - "Путь меча". Недавно накопал иллюстрации к этому роману, тащусь~
Иллюстрации Владимира Бондаря

дальше

ЗЫ: я еще я посмотрел на ВРЕМЯ выкладывания иллюстраций... причем обоих постов... и несколько офигел. Сам не ставил, это точно. Я люблю такое положение часов, это да, но чтобы вот так... страшновато даже**

@музыка: Пикник "Я - пущенная стрела"

@настроение: воинственное

@темы: визуал, креатив

---

Иллюстрации

Хочу так рисовать** В смысле, такие коллажи... почему-то испытываю острые приступы щенячьего восторга и страдаю обильным слюноотделением, когда вижу что-то подобное. В общем, дневник, оно шикарно. И на "Альтависту" тоже буду рисовать в таком стиле (а их надо сорок штук, не считая обложек... ><')

Вот короче.
Павел Оринянский, иллюстрации к роману Булгакова "Мастер и Маргарита"

остальные

@музыка: Zимовье Zверей, "Баллада о доброй принцессе"

@настроение: созерцательное

@темы: визуал, креатив

---

Фотографическая природа

Решил тебя порадовать картинками, ибо, дневник, этим я тебя почему-то не балую. О жизни писать, как и болтать, я не очень люблю, творчество последнее время на карантине, а побаловаться хочется.

Вот, балуюсь.
Решил сюда выложить птиц. Всяких, цветастых и не очень. Но необычных. Люблю птиц, особенно стрижей. И птицу-секретарь, она, наверное, моя самая любимая)

остальные

@музыка: Zимовье Zверей - "Конец цитаты"

@настроение: ~

@темы: визуал, подборка

---

Грустное

Прощальное

В этом доме удушливый запах лекарств и надежд.
Ведущий, вошедший сюда, теперь будет ведом.
Здесь роятся предчувствия траурных черных одежд –
Это смерть приходит в мой дом.
В этом доме тяжелый осадок несбывшихся слов,
Отгремевшее эхо когда-то веселых фраз,
Но мечты теперь стоят дешевле, чем барахло –
Это смерть к нам идет сейчас.
Она не спешит, по пути заходит к знакомым,
И кровью пятнает следы на белом снегу,
И хотя мой рассудок ожиданьем набит до оскомин,
Я могу только ждать, но уже почти не могу.
В этом доме предчувствие боли вьет сети в углах,
Паутиной на плечи ложится груз прожитой лжи,
И хотя будут силы, и раны покроет зола –
Я чувствую стыд за то, что остался жив.
В этом доме кощунственен смех и улыбка – грех,
В этом доме на слезы нет сил, а золото – медь,
Неотвратимость, как ртутный пар, заражает всех –
Они знают, что в этот дом направляется смерть.
Она молча кивает в ответ на мои молитвы,
Улыбается грустно на «Только бы пронесло...»
И делает жизнь надуманной и разбитой,
Окуная в реку Аида свое весло.
Я удерживаю в руках жар чужих ладоней,
Не могу прощаться, слова застревают в горле,
Я прошу передать привет всем, кого я помню.
Я тоже там буду, как только вырвусь на волю.
Появляется молча, не роняя ни звука, ни слова,
Я ввожу ее в наш кенотаф, отходя на край,
Колдует неслышно, как врач у постели больного,
И страшна только тем, что всегда и во всем права.
Ускользает бесшумно, не слышу ее шагов.
Она знает – теперь у меня совсем другие дела.
В истерике бьется сердце, острее вины любовь.
Я не слышу ее, но знаю – она ушла.
Я зову ее в дом, потому что она – честней,
Она чище горячечных снов и тяжелых мук,
Но после ее ухода не выпустить теплых рук,
Которые становятся холодней...

@музыка: "Торба на Круче" - Прощай

@настроение: лирико-грустное

@темы: стихи

---

Диалог

Диалог

- Я не помню, когда началась вражда, этот вечный тяжелый бой.
Я не знаю, зачем я бегу, дрожа, и мне вслед – колокольный бой.
Зачем я тебе – такой несвободный, слишком живой, земной?
И если в тебе костер Преисподней, к чему воевать со мной?
- Костры горят при твоем терроре, во мне же – вечные льды.
Я ласков и тих, как мертвое море, в котором давно нет воды.
И Преисподняя больше не мыслит смотреть на меня в упор,
Поскольку я вижу ее навылет, а значит – наперекор.
Ты мой образец, живая вакцина – кожа, дыхание, пульс.
В моей системе плюс на минус – как правило выйдет плюс.
- Но, бабушка, зачем тебе эти когти, к чему веревка и нож?
Зачем в эту темную полночь, враг, ты к лесу меня ведешь?
- Когда в тебе отгорают костры, во мне остается дым…
Я лишь отучу тебя от игры оставаться всегда живым.
Раз вышел таким из строки писак, то правкой займемся сами...
- Зачем на лице твоем маска, мой враг? Что у тебя с глазами?
В глазах у тебя – полярная ночь, вспышки северного сияния...
- Мне просто больше нельзя помочь. Слишком дальнее расстояние.
Мои глаза отражают смерть звезд и космическую пустоту.
Они никогда не помнили слез – слезы мерзнут в моем свету.
Дугой траектории вышит путь, в мертвый узел душа свита...
В моих глазах поселилась грусть и галактическая чернота.
Мои руки не помнят, что значит боль, чтобы ее причинять.
Я не знаю, зачем нужен этот бой, я забыл, к чему это знать.
Я не вижу границ между светом и тьмой, между добром и злом.
Я повязан в узлах параллельной прямой, пойманной на излом.
Я связан тобой, за тобой в бегах, и горечь у горла комом...
- Зачем ты целуешь меня, мой страх? мы же едва знакомы...
- А ты потерпи еще пару фраз, пока не затянут жгут...
Неотложка приедет как раз сейчас, хотя больше ее не ждут.
Пора расставить все запятые, все точки от пуль дымят...
Одни между нами спирали витые, заклятый мой вечный брат.
- ...Не бойся, я же проснусь потом, к пожару земной зари.
И никто никогда не узнает о том, что ты – у меня внутри.
Что твоими глазами я вижу мир, и чувствую космос дней.
Что ты – мой единственный ориентир, таящийся в глубине.
И как я устал воевать с тобой, убивая тебя в себе,
Девятый раз колокольный бой, грохочущий в голове...
Не страшно быть одержимым адом, страшнее быть одному.
Может, под этим пожаром заката я все же тебя пойму.
А пока – опять вдвоем через чащу, хотя горючее на нуле,
Мой нерожденный, ненастоящий, несуществующий на Земле...

@музыка: тишина

@настроение: никакого

@темы: стихи, обовсем

---

Единочество

Это не посвящено никому конкретно, скорее уж это сборка мнений трех людей, и мнения эти оказались настолько единодушными, что вылилось это все в такое вот писаловоТТ
Об отношениях.

Одинокость
А она говорит мне: «Милый, как я устала...»
А она все твердит мне: «Брат мой, как все достало!»
«Какие вокруг ужасные эти люди,
Их совсем не заботят другие, чужие судьбы!»
Она говорит: «День выдался нехорошим,
С соседкой ругались, под кресло надула кошка,
Опять в универе препод мне глазки строит!»
Я говорю ей: «Это того не стоит,
Соседка разводится, кошка с утра не ела,
Зачет автоматом, плевое это дело...»
- И сессия скоро... – Сдадим, помогу, не парься, -
И сжимаю в руке тепло ее тонких пальцев.
Она говорит: - «Погода ужасно мерзкая,
И водила маршрутки ответил мне слишком резко!
И не получается то, чего я хотела!
Что с тобой, милый, я чем-то тебя задела?»
А я говорю ей: «Мне холодно отчего-то,
Словно во мне давно умирает что-то,
И день за окном какой-то уж слишком серый,
И любимые люди – словно бы лицемеры,
И давит в груди, будто смертельно болен...»
Она говорит мне: «И чем же ты недоволен?
Милый, смотри, как город вокруг чудесен!
Улыбнись, мой друг, чего это ты невесел?
Знаешь, братец, у всех же свои проблемы!
Друг мой, мы начинали не с этой темы!»
...Она все еще говорит, я ее не слышу.
Она для меня становится дальше, тише,
И холод зимы между нами уже не тает...
«Я же рядом, милый. Чего ж тебе не хватает?»
Я рядом иду, гляжу под ноги, на дорогу.
Не могу объяснить, но чувствую... одиноко.
Не могу сказать, как устал дарить без отдачи.
Простая истина: «мальчики ведь не плачут!»
У мальчиков все хорошо, все разумно, сложно.
Это девочки хрупкие... девочкам это можно.
Только хочется почему-то стать вусмерть пьяным.
Или услышать в мобильнике голос мамы.
Стать очень маленьким, где-то в тепле укрыться,
Не видеть как проплывают чужие лица,
Не нести на себе ответственность отношений.
Не брать на себя этих сложных крутых решений.
Поверить себе, что все будет не так уж плохо,
Что можно еще пожить до другого вдоха...
Я это переживу, но внутри, как раньше.
Она для меня становится тише, дальше...
Она для меня почти что уже чужая.
Я ее не виню. Нытье ее раздражает.
Особенно от меня, я же вроде сильный...
А я рядом иду и молю, чтобы отпустило.
Сколько выдержу? Не уверен. Ответ неясен.
В этих сложностях бытия каждый нерв повязан.
Мне бы выдержать до строки, до конца абзаца...
Чтобы выпустить из руки холод тонких пальцев.

@музыка: Торба на Круче - "Личная жизнь"

@настроение: аппативно-депрессивное

@темы: стихи

---

Бестиарий

Про Химеру
Звери
На просторных палубах кораблей
Под нестройный гогот моих зверей,
Дайте рому и песню повеселей –
И укутаться на ночь в пиратский флаг.
Или просто – дорогу и низкий старт,
Или лучше – погоню, считай до ста!
И не смей твердить мне, что жизнь пуста –
Мои звери не жалуют бедолаг.
Ведь сегодня свет неприлично бел,
И black metal – грохотом децибел,
И смысла нет хаять свой удел –
Если лапы целы – черти маршрут.
Но в дыму квартирника в шесть утра,
Когда вокруг неземной бардак,
А на диване спит твой вчерашний враг...
Звери воют до слез, как же круто тут!
В сердце – нитроглициринный зной...
Пусть всех вас накроет взрывной весной!
Вы меня простите, я сам не свой,
Гороскопам не верю, не вижу сны.
Зато верю себе и живу сейчас
Под сто шестьдесят километров в час.
Мне надо не лекаря – палача!
Я ему одну жизнь задолжал с весны.
Только вы не бойтесь моих афер,
И не слишком войте, открывши дверь
И попав в гнездовье моих химер –
В бестиарий, скрытый под слоем кожи.
Друзья, я вами до корок выжат,
Вы снова ржете, а я обижен!
Господи, как я вас ненавижу!
Ненавижу за то, что люблю до дрожи!
С вами так легко тихо ехать крышей,
Так легко орать на мотив Nightwhish'а,
Наслаждаясь ночью такой бесстыжей –
И не слышать в спину чужие бредни.
С вами так легко быть от жизни пьяным,
Быть безумным, изменчивым или странным,
Но у вас в голове одни тараканы –
У меня же в черепе – заповедник.
Я своих зверей на ночь дрессирую,
Вы бы знали, как я вас всех ревную
К теплому солнцу в хвосте июня!
А вы со мной носитесь, как с ребенком...
Но тебе со мной не идти и близко,
Ведь эту пиратскую версию жизни
Я уже грохнул с земного диска,
И теперь вот юзаю лицензионку...

@музыка: Сплин - "Звери"

@настроение: бесшабашное

@темы: стихи, персонажи